- Как Светлов? - каждый раз начинал с этого вопроса наш разговор, после того как узнал, что Михаил Светлов тоже лежит в этой больнице.
Я не говорила ему, что палаты их рядом, стена к стене, потому что Светлов был болен давно и Василий Семенович мог знать, что у него.
- Два богатыря, - сказал Светлов, узнав об этом, незримом для них, буквальном соседстве.
В последние дни в минуты затемнения после уколов возникала эта тема:
- Мне надо встать, но у меня перебиты ноги...
И голос его звучит до сих пор:
- Помогите мне отсюда уехать!
И снова:
- Помогите мне эвакуироваться отсюда. Мне надо отсюда уехать, а то я могу умереть здесь.
И лежит, вжимаясь богатырски несчастным телом в эту кровать, упираясь ногами в решетку, раскинув длинные, ставшие такими худыми руки. И хочет вырваться из заколдованного круга, в который он неизвестно почему, в награду за свою жизнь, попал.
И спрашивает меня:
- Вы можете помочь мне собраться? Вы можете помочь мне уехать?
В день смерти:
- Ужасно, что я проснулся...
- Но вы сейчас заснете опять.
- Кончился билет, я не смогу больше ехать.
И я говорю такую глупость: "Ничего, мы купим еще один билет..." Такую дикость говорю. А он ведь понимает все - по глазам, словам, голосу. Но секунду успокоения приносят мои слова - одну маленькую секунду, а их осталось считанное число.
- Вы хотите поехать в Волгоград? - вдруг неожиданно и четко спрашивает он.
- С вами, конечно, - громко отвечаю я, сжавшись в комок от напряжения.
Так в последние часы своего последнего дня он сказал - Волгоград. Именно Волгоград!
И я вспомнила, как приехала к нему с версткой рассказа "Дорога" в квартиру на Беговой. И он так искренне обрадовался верстке: казалось, был просто счастлив. И сказал приблизительно так: для него верстка, как для Робинзона асфальт. Или, может быть, чуть по-другому: что смотрит на нее, верстку, как Робинзон - на асфальт.
А потом сказал, улыбаясь:
- Как вам нравится, что у Сталина осталось только два защитника?
- Кто же это? - спросила я.
- Я, - ответил он, - и Виктор Некрасов.
Оказывается, они - единственные из писателей, кто не дал при переиздании книг переименовать Сталинград - в Волгоград.
А сейчас он сказал - Волгоград, будто прощался с городом в чистом его виде, без сталинского насильственного порабощения города себе. И повторил снова, что надо ехать в Волгоград.
- Пойдите, устройте все, - задыхаясь от кашля, с алыми от кровохарканья губами, отрывисто произносит он. - Вы можете пойти за такси?
