За окном тихо падал снег. Он медленно кружился в слабом дуновении ветра и не спеша ложился на давно запорошенный подоконник. Бесчисленные сугробы покрывали небольшой двор. Еле заметным углублением проглядывала занесенная снегом тропинка.
Солнце садилось, но его желтый диск еще с утра скрывался за серыми тучами и белыми хлопьями.
В комнате царил серый полумрак. Единственное окно, наполовину занавешенное тяжелой шторой, давало мало света. А перегоревшая с утра лампочка мертвым грузом висела с потолка. И только монитор ноутбука слабо рассеивал серую тьму.
Сидевший за столом мужчина откинулся на спинку стула и взглянул на закопченную лампочку.
За весь день его пальцы не отбили ни одной строчки, а в голове не родилось ни одного целого предложения.
В такие мрачные дни писательство давалось ему с трудом, который, порой, не приносил ничего кроме потерянного времени. Но изменить своей привычке, — сидеть до последнего, пока не будет написана хотя бы одна страница, — он не мог.
Взглянув вправо, мужчина посмотрел в окно. Снегопад стал сильнее. Слабо подсвечиваемый пока еще тусклым уличным фонарем, он словно отрезал его от всего мира.
«Совсем как тогда, — подумал он. — Ничего не меняется. Но… этой ночью я сделаю то, что должен!»
С этими мыслями он вновь придвинулся к столу и внимательно, словно там могли родиться слова, посмотрел на девственно чистую страницу «Ворда».
Тяжело вздохнув, мужчина двумя пальцами потер переносицу (старая привычка, когда он носил очки) и, хрустнув пальцами, начал печатать.
Черные буквы, не прерываясь пробелами, точками и запятыми ложились в монотонные строчки. Приглядевшись, можно было различить одно и тоже слово, непрерывно заполняющее страницу мелким шрифтом:
«Мариямариямария»…
Он не спеша нажимал на клавиши, не сводя глаз с монитора. Но взгляд его уходил куда-то дальше постепенно сливающихся в его сознании строк.
Щелчок за щелчком, буква за буквой, а в голове лишь белая мгла из подсвечиваемого ночным фонарем падающего снега.
