Младший Лейтенант Сергей Петров
Наконец мы дождались вестей «с верхушки». Командование приняло окончательное решение. Мы будем обороняться, а не атаковать. Мы должны измотать войска противника и наносить режущие удары — контратаки — в самые критические для противника моменты.
На курском выступе было создано целых 8 оборонительных рубежей. «8 кругов Ада». Звучит пугающе, не правда ли? Было заминировано несколько сотен привлекательных для наступления немцев участков. Были использованы противопехотные и противотанковые мины. Конечно, мы не надеялись на то, что немцы будут бежать на нас, сломя голову, поочерёдно подрываясь на наших минах. Мины — это всего лишь отличная штука, которая поможет нам задержать противника. На разминирование уйдёт немало времени, а если они решат напасть на нас с другого направления, то сделать это будет крайне непросто. Потому что — как я ранее сказал — мы заминировали самые благоприятные для наступления участки. Мы не стали минировать лесистые территории, болотистые местности и т. п.
Было вырыто несколько тысяч километров траншей и окопов. Теперь вы понимаете, сколько времени подарил нам враг? Мы подготовились на отлично. Мы сделали противотанковые рвы, через которые не проедет ни один танк. Всё это было сделано усилиями обычных солдат. Мне повезло больше, чем приблизительно 80% из них. Я не занимался тяжёлой работой. Это не входило в мои обязанности. Я был одним из тех, кто контролировал процесс подготовки к летней войне и, прежде всего, к предстоящей битве «железных машин».
Капитан Йоханнес Вондерман
Идёт подготовка к приближающемуся бою. Мне и моему экипажу из трёх человек выдали новенький «тигр». Первое впечатление о нём — это настоящее произведение искусства. Это самое настоящее произведение искусства, но в то же время смертоносная боевая машина. Знаете, когда я выбирал между «пантерой» и «тигром», решающий голос был отдан именно в пользу «тигра», просто потому что внешне он нравится мне больше своего конкурента. «Разве боевую машину можно выбирать самому?» — возможно, спросите вы. Моё положение и воинское звание позволяют делать мне немало из того, что недоступно многим солдатам Вермахта.
— Капитан. — позвал меня Фроль.
— Что такое, сынок? — поинтересовался я. — Тебе нужна помощь?
— Нет, капитан Вондерман, — ответил Фроль и подбежал ко мне. — Я хотел спросить…
Лицо Фроля, члена моего экипажа, занимающегося перезарядкой пушки нашего «тигра», напоминало мне самый обычный, но качественный портрет. Оно будто бы было нарисовано простыми карандашами, и настолько чётко, что, увидев его лицо, я тут же удивлялся. Я видел его лицо уже тысячу раз, но по-прежнему никак не могу к нему привыкнуть. Его чёрные глаза идеально сочетаются с белоснежной кожей, а веснушки делают из него настоящего деревенского парня. Я представляю его в поле, усердно работающего над починкой комбайна для сборки урожая. Фроль отличный механик. С комбайном он справился бы запросто. В этом я уверен на все сто процентов. На первый взгляд он действительно может показаться обычным деревенским мальчишкой, которому только недавно исполнилось 16 лет, но внешность часто бывает обманчива. И внешность Фроля — не исключение. Ему, конечно же, не 16, но он и вправду выглядит очень молодо. А до войны он жил в Мюнхене со своей семьёй, работал пивоваром со своим отцом. Это их семейное дело — как сказал Фроль — они занимаются этим всю жизнь.
