БЛЭК. Тогда, о чем?
МАРИНА. Я ухожу.
БЛЭК. Куда?
МАРИНА. Никуда. Я от тебя ухожу.
БЛЭК. А где ты будешь жить?
МАРИНА. Это не имеет значения.
БЛЭК. А как же Кослик?
МАРИНА. Кослик уже большой. Он и без тебя, и без меня не пропадет. Гораздо важнее вопрос, который ты не задал. Почему.
БЛЭК. Почему?
МАРИНА. Да, почему. Почему женщина резко уходит из благополучной семьи, от любимого мужа, сына? Да, Блэкки, я по-прежнему люблю тебя и очень люблю Костю. Но я не могу уже больше жить бесцельно, по кругу, изо дня в день, изо дня в день… (Слезы текут у нее из глаз).
БЛЭК. (Гладит ее по голове). Маринка глупенькая. Все можно поменять, можно вообще хоть на полгода уехать путешествовать. Можно уехать отсюда навсегда в Москву, в Америку… да хоть куда. Я тебе обещаю, дорогая, что жизнь твоя будет настолько разнообразна, как никогда. Ты бы раньше сказала! Я же тебя спрашивал: все ли хорошо, все ли устраивает, мы всегда откровенно разговаривали. Сказала бы раньше…
МАРИНА. (Прижимается головой к плечу Блэка, плачет навзрыд). Ой, ой. Я не хочу, не хочу, не хочу…
БЛЭК. Ну. Ну. Успокойся.
МАРИНА. (Внезапно успокаивается, вытирает слезы). Слушай меня, Блэкки. Я тебе сейчас расскажу, только поверь, обязательно поверь и отнесись к этому серьезно. Воспринимай меня серьезно хоть раз в жизни…
БЛЭК. Марин, Марин…
МАРИНА. Ну, так вот. Случилось это за день до смерти моей матери. Я просыпаюсь как бы, но понимаю, что это сон, но воспринимаю так все отчетливо, так отчетливо, лучше, чем наяву. Вижу свою комнату, все в ней как будто бы нормально, но сидит в кресле мужчина… парень даже. Ничего особенного, смуглый, черноволосый, в джинсах и клетчатой рубашке. Я говорю, уходите, мол. Я сейчас кричать буду, а мой отец милиционер, он вас арестует. Он говорит: «Не кричи, я — Посланник. Тем более ты и крикнуть, и даже пошевелиться не можешь». Я чувствую — он прав. Он говорит: «Завтра твоя мать умрет». У меня все затрепетало, слезы, горечь в груди, жалость к себе. «Не может быть», — говорю. Он говорит: «Поверь и смирись, так должно было случиться, и так случится. Ничто не может помешать этому». Я говорю: «Кто так решил?» Он ответил: «Бог». Я ему кричу, что тогда я ненавижу этого Бога за то, что он у меня забирает самое дорогое, самое светлое, что Бог мерзкий, противный, что пусть и я тогда умру вместе с мамой. Посланник говорит, что, мол, не время тебе умирать, встает, прощается со мной и уходит. Я просыпаюсь в холодном поту. Бегу к матери, плачу, рассказываю ей сон, прошу ее не выходить из квартиры. Мать смеется, улыбается, называет меня глупой девочкой, успокаивает. Говорит, что не надо верить ночным кошмарам. Я и правда успокаиваюсь. Вот… Она ночью во сне умерла. Сердце остановилось. Врачи так и не смогли объяснить, почему у здоровой, молодой женщины вдруг остановилось сердце. Второй раз он пришел двадцать лет назад. Я готова была голыми руками его задушить. Но только говорю: «Поздно ты пришел. У меня отец уже умер. А бабушки-дедушки еще до рождения моего все умерли. Сирота я». Посланник как будто меня не слышит. Говорит: «Завтра ты встретишь парня, который тебе очень сильно не понравится, даже раздражать будет. Но этот человек станет единственной любовью в твоей жизни».
