Только сейчас, на шестой день своего нахождения в тюрьме «Енисей», до моего сознания четко дошло то, что я больше никогда отсюда не выйду, а если каким-то чудом мне удастся сбежать, то умру в первую же неделю. Я навсегда останусь в этом месте. От этой мысли мне вдруг стало очень страшно, и я невольно расплакалась. Из ванны вышла Ира, она подошла ко мне и очень ласково погладила по голове.
— Я хотела сказать «доброе утро», но вижу, что оно недоброе, раз ты плачешь. Что случилось?
— Я вдруг поняла, что все это навсегда. Я никогда отсюда не выйду, я проживу здесь очень много лет, а потом умру, и все это будет здесь. Ира, моя жизнь закончилась!
В восемь часов послышался щелчок в двери, но в камеру никто не вошел, и тогда я решила попробовать открыть дверь, она поддалась. Мы с Ирой вышли в коридор и встали возле стенки. Там же мы увидели всех остальных заключенных живущих на первом этаже, все они стояли у стен возле своих камер. Я знала, что здесь всего восемь женщин, с нами теперь десять, одной сейчас не хватало, и мы ждали, когда же она появится. Я стояла и думала, что это там должна быть за шишка такая, которая позволяет себе опаздывать, и заставлять себя ждать, а ждали последнюю заключенную не только все остальные, охранники тоже ждали вместе со всеми, и никто из них даже не пискнул, что было нехарактерно для них. И тут я увидела эту загадочную заключенную, ею оказалась женщина лет шестидесяти пяти, она бодренько вышла из камеры, и встала к стене.
— Простите девочки, никак не могла справиться с линзами, все не могу привыкнуть к ним, зрение начало меня подводить, — сказала она.
Никто не сказал ей ни слова, и даже охранники не заткнули ее на полуслове. Я обернулась на Иру, и как бы спросила взглядом «это кто, мать твою?!». Она же кинула мне взгляд, говорящий «я знаю, потом расскажу».
Охранник во главе колонны дал отмашку, и мы двинулись вперед. Всего охранников было пятеро, ни одного из них я раньше не видела. Видимо не только заключенные здесь были элитные, а и охранники тоже, я рассмотрела их, пока мы ждали бабулю. Все были приличными на вид мужчинами тридцати-сорока лет, подтянутые, рожи не пропитые, зубы не гнилые, внизу таких полно.
Столовая здесь была организована так же как и внизу, только на меньшее количество человек, и столы здесь были на два человека, а не на четыре. Здесь и работал тот шеф повар, о котором рассказывал мне Глеб. Кухня здесь была на две столовые сразу, по одну ее сторону была столовая женского блока, а по другую мужского. Таким образом мужчины и женщины не встречались и были разделены. Пока мы стояли в очереди к раздаче, я чуть не захлебнулась слюной. Здесь хлеб пекли сами, и в воздухе стоял аромат свежайшей выпечки, а также вареных сосисок, омлетов, гренок жареных на хорошем сливочном масле, свежим творогом, и даже ненавистная мною овсяная каша пахла так, что мне хотелось ее съесть. Позже я узнала, что ни я, ни мама, ни даже Гога просто не умели ее правильно сварить. А еще пахло свежим кофе.
