— Она не помрет? — спрашивал Борский врача, — делай с ней что хочешь, но она нужна мне живой! Я ведь не успел допросить ее. Мне важно знать каким образом она взломала систему, чтобы исправить недочеты.
— Надеюсь что не помрет, я постараюсь этого не допустить. Хорошая девочка, и в медицине соображает, это как раз то, что вы все от меня требуете, и учить никого не надо. Так что она мне самому нужна.
— Почему она вырубилась? Слабенькая?
— Да нет, напротив, ей Сашка три дозы вкатил, потому что от первой быстро отошла. Одной дозы должно было на весь полет хватить, а она в самолете очнулась, только взлететь успели. Сашка еще одну вкатил, а она через три часа снова просыпаться начала, он ей тогда еще одну саданул. Препарат сильный, у нее интоксикации дикая. Вы бы ее пока не трогали пару часов, пусть полежит тут, в себя придет. В таком состоянии от нее все равно толку нет.
Что ответил Борский я не слышала, потому что снова отрубилась.
В себя я пришла в тюремной камере. Окон не было, как и в первой комнате, и я не знала сколько времени и какое сейчас время суток. Почему-то этот вопрос занимал меня в тот момент больше всего. Сколько же сейчас времени? Я потерялась в пространстве. Физически я чувствовала себя лучше, капельницы не было, значит прошло не менее двух часов. Я встала с кровати и подошла к решетке, напротив стена, передо мной коридор. Я выглянула из камеры, насколько это было возможно, было пусто, как будто в округе нет никого. Мне вдруг стало так страшно, я одна, за решеткой тюрьмы, которой нет на карте, вокруг никого нет. Всех убили. Гогу убили. А я считала, что он будет жить вечно. Это моя вина, я виновата в их смерти, всех их. Это все из-за глупого пари, из-за денег. Как же это отвратительно! Все внутри меня сжалось в огромный ледяной комок, слезы лились сплошным потоком. Это я виновата!!! Я стояла, держась обеими руками за решетку, от всех этих мыслей я снова впала в ступор. Я простояла в такой позе четыре часа. Я поняла это по тому, что где-то недалеко были часы, и они отбивали каждый час. Последний раз я насчитала десять ударов. Спустя какое-то время пришел врач, он и вывел меня из ступора. Я тут же рухнула на кровать.
— Ноги болят, — сказала я ему, — я четыре часа простояла.
— Откуда вы знаете? — удивился врач.
— Там у кого-то часы с боем.
Врач слушал мое сердце, измерял давление, считал пульс.
— Почему вы один, — вдруг опомнилась я, — не боитесь, что я на вас накинусь? Здесь ведь никого нет, ни одного охранника.
