Смиренно прошу прощения, если неверно составляю обращение, всё дело в том, что мне, ничтожному, так редко доводится писать моему высокопоставленному другу. Но скажу тебе честно, дружище Пан, мне было очень отрадно, что ты обратился ко мне в столь важном для тебя вопросе, значит, наша старинная дружба еще не совсем забыта тобой! И лестно, значит я для тебя достойный доверия источник!
Но к делу. После памятных для всех нас событий двенадцатилетней давности Станислав не пожелал воспользоваться моим покровительством, а вознамерился покинуть Родину. Направился он отнюдь не в сторону Авалона, как можно было превратно подумать, а в направлении наших юго-восточных границ. Внимательно следить за его перемещениями мне тогда было не досуг, уж извини, тем более, что перемещался он весьма стремительно. А потом и вовсе скрылся из поля моего зрения. Не буду зря скромничать, мои возможности ненавязчивого розыска не сильно уступают твоим и, да, я тоже пытался искать Стаса. Благо, у тебя всегда есть на что обменять ценные сведения! Но, увы, к нашему общему сожалению, дружище, единственное, что мне известно, так то, что человека, похожего на твоего сына видели шесть лет назад в деревеньке Нару, расположенной на юге Двуречья. Далее его след теряется в песках дружественного (иногда) нам Султаната.
Вот и всё, что я могу тебе сообщить с нашим общим слугой. Можно было, конечно, и на словах всё передать, но, боюсь, в его исполнении это прозвучит неубедительно.
На сим прощаюсь. Передавай моё почтение и пожелание здравствовать Милаве Ильинична и большой привет нашему третьему товарищу Гришке Князеву!
Твой друг, несмотря ни на какие инструкции, К. Пугачев».
Велимир закончил читать и аккуратно убрал листы обратно в папку.
— Понимаешь, в чем неловкость дела, — заговорил Савелий Палыч, до того вежливо молчавший, — когда главный порядкоблюститель в государстве вступает в дружескую переписку с главным нарушителем порядка в том же государстве, да еще и по поводу своего, вроде как, погибшего сына, это выглядит немного… некрасиво. Странно, что твой дед не уничтожил письмо сразу, но так всегда и бывает, когда смешиваешь служебное и личное.
Велимир внимательно посмотрел на папку, на Савелия Палыча, потом опять на папку. Мысли упрямо не хотели складываться в логический строй.
— Значит, мой отец всё еще жив? — только и смог он спросить.
— Возможно.
— Но тогда почему… Почему дед не сказал мне?…
Старик глубокомысленно вздохнул:
