— А не хотели бы вы, — почти умоляюще начал отец Консетт, — уехать куда-нибудь на месяц-два, пожить в уединении?
— Это невозможно. Куда мне ехать? — спросила Сильвия.
— Неподалеку от Биркенхеда есть премонстрантский монастырь, многие дамы туда перебираются, — продолжил отец Консетт. — Там очень хорошо готовят, и можно пользоваться своей мебелью и услугами своей горничной, если не хочется, чтобы за вами ходили монашки.
— Нет, это невозможно. Сами посудите, — сказала Сильвия. — Люди тут же почуют неладное. Кристофер обо всем узнает...
— Да, отец, боюсь, это невозможно, — наконец вмешалась миссис Саттертуэйт. — Я несколько месяцев пряталась здесь, заметая следы Сильвии. За домом присматривает Уэйтмен. А на следующей неделе приедет новый управляющий.
— И все-таки, — настойчиво повторил отец с легкой дрожью в голосе. — Всего на месяц... всего на пару недель... Так поступают очень многие дамы-католички... Стоит об этом подумать.
— Понимаю, к чему вы клоните, — сказала Сильвия с неожиданной злостью, — вам противно от мысли о том, что из рук одного мужчины я тут же попаду в руки другого.
— Как по мне, лучше выдержать паузу, — сказал священник. — Иначе это, что называется, дурной тон.
Сильвия вытянулась в струнку на диване. Все ее тело охватило заметное напряжение.
— Дурной тон! — воскликнула она. — Вы обвиняете меня в дурноте тона!
Отец Консетт чуть опустил голову, как человек, которому дует в лицо сильный ветер.
— Да, — подтвердил он. — Это позорно. И неестественно. Я бы на вашем месте немного попутешествовал бы.
Сильвия положила руку на длинную шею.
— Я поняла, к чему вы, — проговорила она. — Хотите спасти Кристофера... от унижения. От... отвращения. Оно, бесспорно, его захлестнет. В этом у меня нет никаких сомнений. И мне от этого станет чуть легче.
— Довольно, женщина. Не могу больше это слушать.
— А придется, — сказала Сильвия. — Послушайте... Я ведь знаю, чего ждать: вот я остепенюсь, стану жить рядом с этим мужчиной. Стану такой же добродетельной, как другие женщины. Я уже все решила, так и будет. И мне до самого конца моих дней будет смертельно скучно. Но от этой скуки меня спасет лишь одно. Я ведь могу мучить этого человека. И буду. Вы понимаете, как именно? Есть много способов. Но в худшем случае я всегда могу его одурачить... испортив ребенка! — Она задышала чаще; вокруг карих радужек показались белки. — Уж я ему отомщу. Я это умею. Я знаю как, сами видите. И вам отомщу через него — за то, что вы меня мучили. Я ехала из Бретани без остановок. И без сна... Но я могу...
