— Не удивлюсь, если он предоставит тебе свою ложу для этих твоих увеселений, — сказал Титженс.
Именно так и случилось.
Герцог, у которого, видимо, было досье на даже самых дальних родственников, незадолго до возвращения Сильвии услышал, что в семье Титженсов произошел разлад и что это грозит большим и громким скандалом. Он обратился к миссис Саттертуэйт, которую любил, пожалуй, чересчур сильно, и с радостью узнал от нее, что этот слух — не более чем грязная клевета. Так что, когда молодая пара вернулась в Англию, Раджели, который убедился, что Кристофер и Сильвия не только не расстались, но даже как будто еще сильнее сплотились, решил не только помочь им финансово, но и продемонстрировать клеветникам, что он благоволит этому союзу, а уж это он мог сделать легко. Поэтому он, к слову вдовец, дважды приглашал миссис Саттертуэйт составить ему компанию в увесилительных прогулках, разрешал Сильвии созывать гостей, а потом поместил имя миссис Титженс в список тех, кто имеет доступ в его театральную ложу, если ложа не занята. Это была огромная привилегия, и Сильвия знала, как извлечь из нее максимум пользы.
Но одно из предсказаний Титженса в Лобшайде показалось ей полной чушью. До события было еще два-три года, но Титженс сказал, что в 1914 году, в самом начале сезона охоты на куропаток, в Европе начнется вооруженное столкновение, из-за чего половина богатых домов в Лондоне опустеет, а их владельцы враз обеднеют. Он терпеливо пояснил свое предположение статистическими данными, свидетельствующими о приближающемся банкротстве разных европейских стран и росте финансовых аппетитов англичан. Эти слова она выслушала чуть внимательнее, но ей показалось, что это очередная сплетня сродни тем, что звучат в загородных домах, где Титженс всегда помалкивал, что очень злило Сильвию. Но она охотно запомнила пару красноречивых высказываний мужа, дабы ее собственные речи звучали убедительнее, если она вдруг захочет привлечь к себе внимание в обществе трогательными рассуждениями о революции, анархии и войнах. Она заметила, что в тех случаях, когда она выбалтывает идеи Титженса, серьезные, высокопоставленные чиновники начинают живо с ней спорить и обращать на нее куда больше внимания...
И вот теперь, скользя вдоль стола с тарелкой в руке, она не без радости признавала правоту Титженса — и это было ей очень на руку! Шел третий год войны. Оказалось, что жить в таком доме, не дорогом, но уютном, оказалось очень даже удобно, к тому же особых сложностей с его содержанием не возникало — вполне можно было бы управиться с уборкой и прочими хозяйственными делами силами одной только горничной, но преданная Телефонная Станция этого не допускала...
