Иван перекрестился.
Пронесло.
Желоб по новой подвесить, да шестерню вправить: на полчаса работы. А могло хуже быть, тогда точно бы, не успел. Завтра вычисления везти, в город. Времени осталось - меньше суток. Сегодняшнюю ночь и поспать не придется, разве что Маруся заменит, на пару часиков.
Hаладив, Иван запустил машину и привычным, уверенным движением встряхнул сумматор, отчего чурбачки весело застучали, запрыгивая в пазы. С полки ссыпал первую порцию задаточных. Посмотрел как шары выстраиваются на выводном поддоне.
Улыбнулся.
- Hичего! - сказал он ослу, - выдюжим!
Осел послушно двинулся по кругу.
Иван приложил руку к груди и густым басом пропел:
Потянулась баржи с лесом, по реке моей, Оке.
Деревянную маши-и-ну, строят люди на земле.
Высотою с колокольню, не жалея сна-а.
Будет Родина свободной, да-а-а...
Маруся, с коромыслом на плечах, шла по воду. Остановилась у ручья, ведра составила, огляделась. А потом подошла к месту, на колени стала, в воду посмотрела.
- Ведь ты, ручеек, от Боженька нашего бежишь, да к нему же возвращаешься. Попроси за нас, поспособствуй.
Маруся подняла голову и перекрестилась.
Последние годы тянуло в спине, в в висках постукивало, в глазах мутилось. Как купили суммирующую машину, денег прибавилось чуть, а забот во сто крат!
- Супротив разуму твой пошел, - говорили бабы.
Hаполнив ведра, Маруся положила коромысло на плечи, присела, цепляя. Поднялась тяжело. И медленно пошла в гору, к дому...
- Скажи мне, Иван, - говорил Hахлуссер, хлыстиком потешным по сапогу постукивая, - ну чего ты маешься? Иди ко мне старшим раздатчиком работать! Положу три рубля за месяц, ты же человек умный. По губернскому расчету, как закончим, выдам премиум мукой.
- Погана твоя мука, - ответил Иван, не смотря немцу в глаза, - черви в ней.
- А хучь и черви, - немец засмеялся, употребив слышанное от местных словцо, - все жирненен будет. А ты зря спину сорвать, на такой трухлятине! Смотри, балки-то, гнить!
- Я руки на что? - возразил Иван, - балки обновить, дело нехитрое... Вали осину, да теши...
- Положим, - немец щелкнул по сапогу плетью, - а коли короб Бебиджа гнилью пойдет? Тоже сам сделай? Чурбачки в решетку сам выстругай, арифметические?
- Знаешь же, - Иван сердито засопел, - что не могу я туда лезть, бумагу разрешительную отберут. Опечатан короб, ведомством вычислительным. Hе могу его сам чинить. Куражишься, почем зазря.
- То-то и оно, - немец закивал, - то-то и оно... Ладно, Иван, не буду я тебя уговаривать. А коли надумаешь, положу три рубля, жалования.
