– Что-то немного вспоминается из школы.
– Сталин вывозил из Украины все продовольствие, делал запасы в Москве, продавал на экспорт. Говорят, там горы пшеницы гнили в закромах, – продолжала Богдана. – А здесь женщины варили одного из своих детей, для того чтобы прокормить остальных. Я видела фотографии того периода, где люди прямо на улицах лежали и умирали. Очень страшные картины. Не хотела бы я жить тогда. Верховная Рада признала Голодомор геноцидом украинского народа.
– Подожди! То есть Сталин сознательно морил голодом украинцев, так что липо-вашему получается?
– Не знаю, это одно из мнений.
– Насколько я помню, тогда голод был по всему СССР. И в Казахстане, и на Кавказе. Был засушливый год.
– Конечно, Россия не признает Голодомора. Об этом вообще нельзя было говорить до восьмидесятых годов. И, наверное, не только украинцы пострадали…
– Но они больше всех обиделись.
– А ты считаешь, несколько миллионов умерших от голода не дают на это право? Сталин не сильно церемонился с народами. Переселял целыми регионами: Крым, Кавказ. Может, казахов и украинцев было слишком много, чтоб их вывозить на другие территории? Понимаешь, здесь люди очень свободолюбивые, умеющие воевать, поэтому и беспокоили Сталина. Вся история Украины – это борьба за независимость. Ее земли постоянно покоряли то с Запада, то с Востока. Украинцы все время с кем-то борются: то с панами, то с поляками, австро-венграми, коммунистами. Не хотят ни от кого зависеть: ни от одних, ни от других.
Саша внимательно слушал. Такая родная, братская страна, но с совсем другой историей. Да что мы вообще знаем о них, кроме сала, хохлов и Верки Сердючки? А вот оказывается, у них глубокая историческая обида на Россию. А мы-то считаем себя их благодетелями.
– И да, всегда кем-то обиженные, – Богдана усмехнулась. – Если вспомнить украинскую литературу, которую изучали в школе, – вот тоска! В ней всегда плачут и жалуются на жизнь: мол, все притесняют, со всех сторон давят, жмут. «Кризь плач и стогин, и рыдання» – вся жизнь. И как следствие: «Душу и тело мы положим за нашу свободу». Свобода – главное, за нее украинцы готовы умирать.
Обойдя парк по кругу, Саша и Богдана опять оказались на широком проспекте. Дух прошлого рассеялся. Тридцать второй год остался позади. Снова мимо пролетали автомобили, вывески дорогих бутиков отпугивали своей недоступностью, и современные люди, сытые и красивые, спешили по своим делам. Однако тягостное впечатление где-то глубоко осталось. Будто нищая уличная кликуша предвещает скорый апокалипсис, но на нее никто не обращает внимания.
