Визави французского агента | страница 26
Иногда французы посещали и лекции, время от времени ездили на различные переговоры, по результатам — получали денежки, которые всегда были кстати.
Французские друзья и аристократический
вид спорта
Я встречалась с Марселем редко: один раз в неделю, а то еще реже.
Но мы не могли не встречаться. Он представил меня своей сестре Аннет, милой девушке с красивыми глазами. Она не особенно жаловала своего братца, он категорически отказался общаться со своей матерью. Приехав в Москву, Марсель нашел свою мать по справочной — фамилия, имя, возраст… и явился. Его не ждали. Мама была страшно удивлена, а когда поняла, что этот красавчик ее сын, начала плакать, объясняя, что не могла поступить иначе, что Армен на хорошей должности, что Марсель ее компрометирует и что лучше бы он ушел. Но его сестренка, тогда ей было всего тринадцать лет, продолжила знакомство. Мы иногда встречались с ней, когда все собирались на какой-нибудь праздник и Бернар предлагал соорудить экзотическое блюдо совместными усилиями.
Тогда я впервые увидела Луи и сразу захотела его нарисовать. В это время я иллюстрировала «Три мушкетера», и он подходил для портрета д’Артаньяна как нельзя лучше — настоящий гасконец, смуглый, с яркими черными глазами, просто Омар Шариф, подсушенный на солнышке. Красавец! Но только я взялась за свой альбомчик, как Бернар стал громко возмущаться:
— Я тоже хочу портрет!
— Но я же не могу сразу двоих рисовать!
— А его и не надо! Я же красивее и сидеть буду неподвижно, как статуя! — И с этими словами выдернул из-под Луи стул. Конечно, тот не упал, но без легкой потасовки не обошлось. Все смеялись, и о рисовании пришлось забыть.
Изредка я пыталась делать с них наброски. Но как только ребята замечали, что их рисуют, отнимали альбом и начинали рисовать друг друга сами. Это были рисунки вроде «Точка, точка, запятая, вот и рожица кривая!»
— Угадай, кого это я нарисовал? Правда, похоже? Особенно в этом месте!
На следующий день Марсель отправил меня «стучать».
— Он здесь не один! Их тут аж четверо! Все понимают по-русски, с ними еще девушки и собака! Ужас как подозрительно. Я не могу молчать! — что-то в таком духе, с честными, круглыми глазами.
На что мне уже строго сказали:
— Не приходите больше, пока вас не позовут!
Марсель был деликатен со мной, самое большее, что позволял себе, — так это целовать в щеки при встречах и при прощаниях. Это вызывало у его друзей бесконечные насмешки.
— Нет! Ты посмотри, что ты с ним сделала! Бедный монашек! Он боится до тебя дотронуться?
