Я тоже вышел — из магазина. Ноги сами меня несли — на ближайшую трамвайную остановку. А я всё про Вальку думал, вспоминал…
Сел он за драку будто бы. А может быть, и за правду. Был парень вроде бы неплохой.
Вспомнилось, как однажды я в его клан вступил. Это когда класс раскололся на две группировки — в первый и единственный раз. В одной вожаком Вовка был Курочкин, самодур явный, у него на всё, на любую мелочь, ответ был один — кулак. Так что я сторону Вальки взял, он ведь тоже претендовал на роль лидера. Добрый мечтательный Валька. Но он был псих. Натуральный псих — нервишки не в порядке. Разрыдаться мог, если ему, например, не давали пас, когда в баскетбол играли. Так что никто, оказывается, в классе его не уважал, кроме меня. Я был единственным его сторонником. Смех да и только. Но однажды получилось не слишком-то смешно. Это когда дело дошло до разборки. Ну, драки, проще, тогда ещё «разборка» не говорили. Надо было окончательное лидерство определять. А нас было только двое. Против — не знаю, скольких, — против десяти. В угол нас зажали. Валька орал мне, орал: «Бей их, бей!..»
…Тут подлетел трамвайчик, одинарный, как бывает по выходным, и довольно плотно забитый, но я ловко внедриться сумел и даже взобраться выше по ступенькам. Всё на автопилоте. Вклинился в просвет меж пассажиров, чтоб каждый раз дорогу не уступать, а сам мысленно — по-прежнему в той исторической потасовке.
…Валька, значит, вопил: «Бей!..» — в настоящей истерике. А какое там бить, когда сразу пятеро против тебя! У тебя ведь не десять рук. И ты не Брюс Ли!.. Мелюзгой были, а как представишь — до сих пор не по себе. Очень трудно было заставить себя сопротивляться, когда явное поражение, — вот штука-то в чём.
Слава Богу, сепаратизм у нас в классе скоро выдохся. Первая битва оказалась и последней. Это из-за того всё, что ещё сильнее у нас процветал индивидуализм. Каждый был сам за себя. Классная всегда нас честила, что класс недружный, тяжёлый на подъём (точные её слова).
А Курочкин-то между прочим, знаешь, сейчас в уголовке, кажется, старший лейтенант…
И тут до меня дошло, что я уже не просто вспоминаю, — держу очередной разговор с Мандро, мысленное пишу письмо. И ещё дошло, что пора выходить, следующая — моя остановка. Так что опять не много сказать успел…
Они, все эти письма-разговоры, почему-то гладко льются в трамваях, особенно, если нишу удачную найдёшь… Ладно, выходить, так выходить. Хотя — зачем? почему именно здесь? — и сам понимал не очень-то.
