— Потерпи, «кротик», потерпи. Сейчас станет легче.
Да, и точно, Антону вдруг на миг показалось, что ему стало немного лучше. И что даже боль в глазах, которую он все еще испытывал, стала как будто слегка проходить. Он вновь попробовал их открыть. И опять — вспышка. Он снова с усилием сжался в комок и опять чуть слышно завыл.
— Нет, «кротик», нет, не открывай глаза…
Потом последовала пауза. Некто, тот кто сейчас трогал его руками, руки эти внезапно отдернул назад и более уже к нему не прикасался. Антон попытался было поводить рукой по воздуху, чтобы хоть как-то нащупать того, кто с ним говорил, но не смог.
— Лежи, лежи смирно, — услышал он тот же голос, — не шевелись.
Это был явно детский голос. Это чувствовалось по интонациям и тембру. «Но почему здесь, и откуда? — подумал Антон. — И что этой девочке тут надо? Неужели же она пришла из нашего поселка, чтобы помочь?» Он вновь поводил рукой. И на этот раз его рука действительно натолкнулась на что-то мягкое и теплое. Он отдернул руку.
— «Кротик», не мешай, — сказала девочка, — а то я тут долго с тобой провожусь. А мне и другим помочь надо.
— А пострадавших много? — сквозь запекшиеся губы кое-как процедил Антон.
И вновь последовала пауза.
— Мама, мамочка! — на этот раз девочка почти закричала, — тут «кротик» живой, и он меня слышит!
Потом послышалось некое невнятное шебуршание и вновь наступила тишина.
— Ах да… — как-то досадливо проговорила девочка, — здесь же не ловит. — И она вновь пробормотала что-то, но уже про себя, Антон не разобрал. — Но ведь, — девочка обратилась теперь уже к нему, — ты же не можешь меня слышать.
— Почему не могу, — вновь с трудом прохрипел Антон, — очень даже могу и слышать, и… — он на миг вдруг запнулся, но продолжил, — вот только глаза болят. Ничего не вижу, один яркий свет.
— Ой-ей-ей, мама! — девочка опять обратилась к кому-то и, по всей видимости, вновь безуспешно. — Мама, — продолжила она почти что кричать, — тут «кротик»… видит…
Антон ничего на это не сказал. Он не понимал, о чем этот ребенок. «Ну да, — „мама“, это понятно. Все дети зовут маму, когда их что-нибудь пугает. Но почему „видит“? Или она со страху все перепутала?» Тем временем девочка стала водить своими ручками по его рукам, а потом, чуть отодвинув их, дотронулась до его век.
— Что ты сейчас видишь? — спросила она его уже более серьезным тоном и почти спокойно.
— Ничего, — ответил Антон, — только красное что-то, словно свет бьет прямо сквозь веки.
