А что может быть практичнее реализма? Да пожалуй, что и ничего. Ведь реализм — есть способность видеть вещи такими, какие они есть, без прикрас или очернения. В некотором же роде реализм вполне можно определить даже, как способность видеть правду. И отличать ее от лжи. А там где видна правда, там почти всегда исчезает и насилие. Ведь даже те, прошедшие мировые войны, были бы совершенно невозможны без лжи. Когда людям все время твердили то о полном превосходстве их расы над другими, то об упорядочивающем влиянии абсолютной анархии, то о руководящей роли рабочего класса в истории. Но теперь все это было уже в прошлом. И хотя некоторые отголоски тех, минувших потрясений все еще докатывались иногда до цивилизации людей то в виде неофашизма, то расизма, то еще какого-нибудь «изма», но все это было теперь уже совсем не то, что прежде. И заметного влияния такие реваншистские поветрия ни на политику, ни на социальную среду не оказывали.
Люди, наконец, стали уделять повышенное внимание природе, да и вообще всей окружающей среде. Казавшиеся еще совсем недавно неисчерпаемыми природные ресурсы оказались на поверку очень даже исчерпаемыми. А незыблемая устойчивость всевозможных биогеоценозов оказалась настолько хрупкой, что подчас приходилось прилагать немалые усилия, чтобы ненароком ее не нарушить. Люди увлеклись так называемой «зеленой» энергией. Они строили огромные ветряки и приливно-отливные гидроэлектростанции. Они даже стали отказываться от двигателей внутреннего сгорания и переходить на более экологичные, работающие либо на водороде, либо на простом электричестве. Созывались разного рода международные научные конференции, посвященные общим проблемам климата и окружающей среды. Были определены как важные и подлежащие скорейшему разрешению проблемы озоновых дыр, а также потепления климата. В крупных городах люди в массовом порядке пересаживались на велосипеды, самокаты и прочие, едва ли не примитивные механические устройства. Им даже нравилось подчас пользоваться такими, в сущности средневековыми механизмами, живя при этом в двадцать первом веке. Поскольку все это добавляло в их, иногда все же несколько скучноватую жизнь, элемент экзотики. Да к тому же еще и физические упражнения вместо периодического однообразного нажатия на кнопки и рычаги также не приносили никому никакого вреда.
Люди справились со многими болезнями. Хотя, сделали в процессе этого одну весьма серьезную ошибку, которую, правда, вовремя сумели исправить. А именно, увлеклись антибиотиками. Был даже такой, довольно продолжительный период, когда им казалось, что все проблемы в медицине уже решены, и что оставалось лишь только открыть еще несколько новых антибиотиков, чтобы и с оставшимися недугами справиться. Однако все оказалось значительно сложнее. Поскольку болезнетворные микроорганизмы, изначально чувствительные к подобным лекарствам, через некоторое время мутировали и начинали этими лекарствами едва ли не питаться. А несчастные пациенты, напрочь лишенные в результате слишком частого медикаментозного вмешательства своего собственного иммунитета, очень сильно страдали от такого лечения и погибали даже иногда. Но в конце концов врачи все же поняли, что слишком уж упорствовать, пусть даже и в привлекательных своей простотой заблуждениях, им, наверное, все-таки не стоит, и что нужно позволять организмам больных самостоятельно бороться с недугами. Конечно, до определенного предела. Поскольку при острых формах болезни без антибиотиков по-прежнему обойтись было нельзя. Но если человек заболевал чем-то простым, то лекарства ему только вредили. Среди врачей тогда даже появилось некое неписаное правило, что пока температура больного не поднималась выше тридцати восьми, а некоторые говорили, что и тридцати девяти градусов, то и лечить его медицинскими препаратами было не нужно. «Пусть чай с малиной пьет», — говорили они.
