— Спасибо! — я взяла вилку и начала есть.
Мама не уходила, она стояла и смотрела на меня. Мне стало неловко и тревожно: она снова хочет поговорить со мной о чем-то «серьезном».
Начала она резко и сразу на повышенных тонах, видимо, заранее готовилась к моему приезду.
— У нас продукты заканчиваются! Масло подсолнечное в супермаркетах подорожало почти вдвое! Я уже не говорю о колбасе, сыре и мясе, скоро я перестану совсем их покупать! Ты хоть цены знаешь? Денег, что ты мне даешь, хватает на два раза в магазин сходить! Ты смотришь чеки, я каждый раз тебе на столе оставляю? Не смотришь, да?
Несколько лет назад моя мама по болезни была вынуждена преждевременно уйти на пенсию. Года три, когда я еще не работала, а только училась в институте, мы даже жили на ее пенсионное пособие и мою стипендию. Это были очень тяжелые времена, когда мы перебивались с картошки на макароны, а от самого дешевого «Семейного» шампуня в литровой упаковке у меня сыпалась перхоть. Теперь, когда я работала, я каждый месяц давала ей деньги на продукты.
Сейчас я слишком устала и молчала. Я ненавидела ее манеру начинать разговор с крика и упреков. Ну почему же нельзя спокойно и по-человечески со мной разговаривать? Я ведь не идиотка, не глухая, я и так все понимаю и слышу.
— Я тебе сейчас принесу покажу квитанции за газ и за свет! Ты ж даже не знаешь, сколько я плачу каждый месяц! А тарифы все растут и растут! Ты меня хоть слышишь?! Я с тобой разговариваю!
— Мам, умоляю тебя, не кричи. Можно я спокойно поем? — я честно пыталась держать себя в руках.
Но мама целый день накручивала себя для этого разговора. Ей очень хотелось доказать мне, что я не права, хотелось выплеснуть все, что у нее накопилось. И я молчала, пережевывала гречку и ждала, когда она исчерпает свои запасы ругани.
— Кого я родила? Не дочь, а изверг! Даже разговаривать со мной не хочет! Да придись ты на моего отца и мать — давно б за волосы оттаскали! Слова пикнуть не смела б! Ни любви у нее, ни нежности, только машину свою день и ночь намывает! Я целыми днями лежу больная, жду ее с работы, а она придет и молчит, как зверь, хоть бы когда слово от нее доброе услышала!
Подобные истерики у нее случались часто. Поводы бывали разные: я не помогла по дому, я оделась, как проститутка, я устроилась не на ту работу, я захотела купить машину, на которой скоро разобьюсь, и, как сегодня, — я даю мало денег. По-видимому, я была самой ужасной дочерью в мире.
