В своем закопченном, тесном кабинетике Ефим Фомич Командиров, суетливый, плохо бритый, разговаривал с какой-то женщиной, по-старушечьи повязанной темным платком.
— Ну, иди-иди, — замахал он ей рукой. — Потом, панте, поговорим. Люди вон пришли.
— Говорите, говорите. Мы тихо, — сказал Шитов, садясь на хлипкий стул в этой темной боковушке, называемой кабинетом председателя.
— Сама из доярок ушла и дочь вот спровадила, — возмущенно заговорил Командиров, призывая возмутиться Шитова.
— У меня руки не владают ужо. Двадцать лет доила, дак чо и девке пропадать? — откликнулась женщина, затягивая концы платка.
— Никакой, панте, сознательности, — ворчал Командиров.
— Анна Андреевна, — проговорил Шитов, подняв взгляд на женщину, — где дочка-то устроилась?
Женщину, видно, приятно поразило, что секретарь знает ее по имени и отчеству, она отмякла.
— Да в городе, на штукатурку учится.
— Вы уж помогите, — попросил Шитов.
— Хоть месяц-то поработай, — взмолился Командиров.
— Не владают руки, дак, — всхлипнула женщина и утерла глаза концом платка. — Свою тогда группу-то хоть дайте.
Командиров расстроенно вздыхал, стремясь показать, как ему безысходно трудно, а потом вдруг напустился на Шитова.
— Надо, Виталий Михайлович, вашего Чувашова приструнить, а то сманил у меня кузнеца Мартьянова. Такой, панте, дельный мужик и уехал. Да как так можно! У него четыреста человек, а у меня сто двадцать, и сманивает. Нахально сманивает.
Шитов хмурился.
— Поговорю, — пообещал он, теребя перчатки. — Ну а девичий-то отряд ты что же это не кормишь толком и заработать им не даешь? Они уезжать собрались.
Командиров обреченно взмахнул рукой, легко согласился:
— Пусть, пусть уезжают. Бог с ними, — видно, так он был затюкан другими заботами, что вовсе недосуг ему было заниматься девичьим отрядом.
Шитов хмурился. Почему-то он не замечал, что у Ефима Фомича рвется нагрудный карман от ручек, карандашей, расчески.
— Так можно любое хорошее дело погубить, — сердито проговорил Шитов, глядя расстроенно на Ефима Фомича.
— Ну а где я экскаватор возьму? — развел тот руками.
У Командирова в колхозе везде были дыры и прорехи, и везде были виноваты другие люди, не он.
— Вот поглядите, что творят, — надевая шапку, проговорил он и потащил Шитова и Сереброва на строящийся коровник.
«Мой бывший подшефный», — вспомнил Серебров, шагая по гулкому пустому двору.
— Для возбуждения веры, панте, строить надо. Я говорю дояркам, что автоматика будет, — оживленно жестикулируя, рассказывал Командиров. Видно, верил, что с пуском этого коровника двинется колхоз вперед и доярки перестанут жаловаться на тяжелую работу, и все пойдет гладко.
