— Не знаю, мне пиво нравится, я к такому привык. Только деньги он не только за пиво просит, а за овес для коней. Говорит, что кони наши овса на крейцер в день съедают. И вам, говорит, еду отдельно готовят. Вы мужичьей едой брезгуете. И в комнате спите, и на простыне, вот и набежало.
— Врет, паскуда, — беззлобно сказал Волков, — не могут четыре коня овса и сена на крейцер в день съедать.
— Это точно, пфеннингов семь, не больше. — Согласился Ёган.
— Значит, сына потерял, лежит в хлеву, воет, а про деньги помнит?
— Ага, он у нас такой, про деньги всегда помнит.
— Ну, значит, не удавится, дай ему пять крейцеров, а если начнет ныть, напомни ему, что он арбалет хотел у меня украсть.
— Напомню.
Ёган прибинтовал плечо и руку к телу.
— Не туго? — Спросил он.
— Хорошо, — ответил солдат.
Ёган заметно мялся. Что-то хотел.
— Что? — Спросил солдат.
— Я, вот, думаю, если мы сейчас на кладбище поедем, можно мне какую-нибудь рубаху из дезертирских надеть, а то моя больно ветхая, а там люди будут…
— Люди? Ну, надевай.
— А можно мне ту, кожаную. Ту, в которой дезертир был убит. Тот, чьи сапоги я ношу.
— Кожаную? Зачем тебе кожаная? Это рубаху под кольчугу надевают.
— Значит нельзя?
— Ты знаешь, сколько такая стоит?
— Красивая она, наверное, талер.
— Да, талер она и стоит, если брать у маркитантки. А если у мастера, то и все два.
— Ну, ясно, — вздохнул Ёган.
— Ты объясни, зачем она тебе?
— Ну, пояс у меня есть, от отца остался. И кинжал в ножнах. Я бы эту рубаху надел с поясом, и кинжалом, и сапогами, красиво было бы.
— Эта рубаха для войны, а не для красоты.
— Ну, понятно.
— Я собирался платить тебе крейцер в день. Ты за эту рубаху сто дней работать будешь?
— Я согласен, — сразу оживился Ёган.
— Ну и дурак, — сухо сказал Волков. — Да и не собираюсь я сидеть в вашей дыре три месяца.
— Ну, понятно, — опять вздохнул Ёган.
— Ладно, бери, но имей ввиду, денег я тебе платить больше не буду, пока рубаху не отработаешь.
— Я согласен, господин.
— Болван.
На кладбище было много народа… Бродяги, поденщики, мужики из обоих деревень, с хуторов, бабы, дети. Хоронили не кого-нибудь, а коннетабля барона и его людей. Волков и Ёган остановились чуть поодаль, слезли с коней.
— Барона видишь? — Спросил солдат.
— Не видать. Нету его. Фрау Анну вижу, попа нашего и его служек, сержанта вижу, управляющего вижу. Ни барона, ни баронессы нету. Да и гробов не видно, видать, схоронили уже.
— Фрау Анна это вон та, в черном, что у бочек за столом?
