К этому времени они, конечно, знают, что все их замыслы провалились. И странное это обсуждение идет, по существу, под руководством не только Твардовского, но и Суркова.
Сурков много в своей жизни выступал, принимал участие... Особенный, витиевато-закрученный стиль его речей принес ему прозвище "гиена в сиропе".
Но надо помнить, что суровско-арамилевское направление претило ему и было глубоко чуждо.
Сейчас, в трудный час, он тоже делает сложные повороты. Сначала он рассказывает, что "только сегодня утром закончил второе чтение книги..."
Потом откровенно и цинично признается:
"Я могу и из евангелия сделать материалистическую книжку - в одном месте не дочитать, в другом - перечитать, в третьем выложить свои субъективные ощущения".
Но Сурков считает, что к роману Гроссмана так подходить нельзя. Если послушать всех, кто говорил, то "по сумме цитат", как определяет Сурков, "книжку надо выбросить, книжечка порочная во всех своих мировоззренческих основах".
И Сурков даже очень определенно говорит:
"Но на деле положение немного не такое... Книга Гроссмана - это литература в собственном смысле этого слова".
Речь его сбивчива, и тут же идут "соображения" и "претензии".
Сурков вдруг восклицает:
"К умному выступлению Арамилева надо прислушаться. Он копнул сильно в некоторых местах..."
А чуть ниже заявляет, что "не совсем с ним согласен", с Арамилевым:
"Нельзя сказать, что вся философия фашизма и вся роль фашизма обрисована тем, что он евреев преследует. Это была бы некоторая натяжка, так сказать".
Но называет "чудовищной философской белибердой" то, что говорит академик Чепыжин. "Самое слабое место,- добавляет он. - Это историко-философская концепция вещи, она эклектична и неясна".
Сурков пытается доказать свою мысль анализом "завиральных идей" народной войны у Льва Николаевича Толстого. Но ничего не получается у него.
Обращаясь к сидящему здесь Гроссману, Сурков говорит:
"Сталинградскую битву у вас в романе я не прочитал так, как хотелось бы прочитать, Василий Семенович. Вы очень много отступлений делаете в романе... Вы очень долго размышляете, хотя можно обойтись без этого очень часто".
Призыв не думать - сквозная тема обсуждения.
Я все время представляла себе, что чувствовал Гроссман, когда сидел и слушал...
По маленькой реплике Твардовского, которую я приведу сейчас, можно себе представить, что Гроссман больше не мог и не хотел слушать эти речи. И между ними возник спор.
