— Зря тратишь на меня время, — сказала Галина. — То, что я старая и давно никому не нужна, понятно и без этих потуг.
— Ты же знаешь, что это не так. Ты нужна мне.
— Да ладно, не трудись. Квартиру я всё равно тебе завещаю.
Надя была шокирована. Я — нет.
После таких происшествий мне приходилось подолгу успокаивать её. Во мне бушевала злость, но, чтобы не заставлять Надю нервничать ещё больше, я сохранял внешнее спокойствие. Ценой больших усилий мне удавалось утешить Надю, но ненадолго. Вскоре на её лице вновь отражалось самоотверженное страдание: приходила пора возвращаться домой под пресс матери.
* * *
Некоторое время я недоумевал, как Надин отец позволяет жене такое поведение. Они жили втроём, и Надя тепло отзывалась об отце, но на мои расспросы о его роли в конфликте — немедленно замыкалась.
Сменив тактику, я стал расспрашивать об её отце как о личности, и здесь Наде было что рассказать. Юрий Фадеев был малоизвестным московским художником-пейзажистом. Круг людей, знакомых с его творчеством, ограничивался друзьями и постоянными покупателями, но он и не гнался за славой. Юрий был мягким и неконфликтным человеком, предпочитавшим уединение и спокойствие. Он любил работать на природе, а когда не было вдохновения, мог долгое время не прикасаться к кистям.
После десятидневного путешествия по Украине, включавшего тот самый треккинг в Карпатах, мы с Надей через Киев возвращались в Москву, и Юрий на машине встретил нас в Шереметьево. Это была наша первая встреча. Юрий оказался просто огромным — под два метра — и довольно тучным мужчиной. Лицо его производило странное впечатление: оно было плоским и имело слегка желтоватый оттенок, при этом все его черты проявляли удивительную подвижность, как будто он не мог определиться, какую эмоцию выражать. Белёсые брови почти не выделялись на фоне лица, а глаза были ясно-серыми — сразу стало понятно, от кого Надя унаследовала этот цвет.
Заметив нас, Юрий взволнованно двинулся навстречу. Он не видел Надю в течение приличного срока, а меня — вообще никогда. Когда его взгляд обращался к Наде, то лицо озарялось тёплой и слегка виноватой улыбкой. Но и в эти моменты оно не полностью освобождалось от смущения и робости, которые совершенно явственно проявлялись, когда он смотрел на меня. Я ответил сухим взглядом, и Юрий засомневался ещё больше. Когда мы подошли вплотную, он буквально заметался: к кому двинуться? Мне внезапно подумалось, что это был момент истины: чтобы проявить характер, Юрий должен был обнять дочь, которую не видел так долго, а потом уже спокойно познакомиться со мной.
