Солдат из Казахстана | страница 85

Да, за эти месяцы, милый Шеген, у меня накопилось многое. Можно о многом поговорить, товарищ капитан. Нет, я бы теперь не смущался и не молчал… Я думаю, я и тебе достойный товарищ…

Боль в груди становится острее. Мне хочется сказать товарищам обо всем, о чем говорили так мало… Почему-то не догадывались, а это ведь самое главное… Что главное? Я сейчас думал что-то такое важное! И вот потерял… Позабылось…

Как сквозь сон, слышу женский голос:

— Тяжелое… на машину, в эвакогоспиталь… Срочно…

Кто же это ранен? Может, Володя? Неосторожный малый, горяч! И как же я не уследил? Куда же его теперь отправляют? Ведь надо взять адрес…

— Ты, Костя, смотри добивайся, чтобы тебя направили снова к нам, — говорит Ревякин.

Акбота в белом платье ласково берет мою руку, держит повыше кисти. Я закрываю глаза. Хочу их снова открыть, хочу что-то спросить, но сплетение множества голосов заглушает мой лепет — кто-то ранен, кого-то надо отправить. Мои мысли тоже стали какие-то короткие, движутся рывками… Я даже их вижу, как они скачут: «Адрес… Володя… Семен… Акбота…»

— Гитлер не будет в Москве. Мы сорвали ему парад — это точно.

Я знаю, это сказал Ревякин. Он говорит всегда коротко и твердо. «Никогда! Никогда не будет!» — хочу я крикнуть, но чувствую, что голоса нет.

Я слышу, как воет метель над Ростовом. Я слышу и вижу, как воет и крутит метель над Москвой. А вот, уткнувшись лицом в снег, валяется гитлеровский эсэсовец. Сильный ветер треплет его соломенные волосы и, раздувая короткую вздернутую рубашку, наметает ему на тощую спину мелкий холодный снег…

Дома! «Дом» у меня так обширен, что на пространстве от Караганды до Гурьева можно свободно расположить две Франции или дюжину Швейцарий и Бельгий, а такая штучка, как «государство» Люксембург, спокойно поместилось бы на летних пастбищах двух-трех степных колхозов. От Парижа или Лондона до Берлина гораздо ближе, чем от Гурьева до Караганды.

Обширность наших казахстанских пространств, по-видимому, ввела в заблуждение и тех, кто в эвакогоспитале хотел послать меня на излечение поближе к дому, к родным и близким. Их добрые намерения заслали меня вместо Гурьева в Караганду.

В нашем эшелоне были и казахи, и сибиряки, и те, кто не мог быть послан в свою область, захваченную сейчас фашистами. У тех, кто не бывал в Казахстане, я заметил очень смутные и расплывчатые представления о нем. На эту тему шли разговоры все время, как только мы миновали Оренбург.