— Ну и кони! Весь мир на них можно объехать! — восторгается молодой казах. — Весь мир! А ты дальше Уральска бывал? — поддразнивает товарищ.
— Нет, ты вот на кого посмотри! Вот, гляди! — восклицает третий казах, с восхищением глядя на величавые «корабли пустыни». — Сорок дней по горячим пескам без глоточка воды, без единой травинки!
— Наши, туркменские, — вмешался попутчик в огромной белой бараньей папахе.
— Как так ваши? — поднялся человек в черном бархатном бешмете.
— Конечно, наши.
— Как же ваши? Нашего колхоза верблюды! Я председатель колхоза «Кайракты»!
Он назвал наш колхоз, и я сразу насторожился.
— Вот чудак! Да откуда они родом? — возражает первый.
— А, родом! Ну, родом-то, может быть, и ты из казахской земли, откуда-нибудь с Боз-Аты, а на самом деле только туркмен!
— Ну и что ж? Ты, может, тоже родился в туркменской долине Сорока колодцев, а по всему видать, что ты только казах!
— А ты почем знаешь, откуда я?
— А ты почем знаешь?
Они рассмеялись, поняв, что оба они родились на тех землях, которые издавна заселены обоими народами и в течение веков были предметом раздора между ними, а теперь превратились в место тесного дружеского слияния двух культур.
Вот уже они сидят на полу, и каждый развязывает свой ковровый хурджун[6].
— Кушай, кушай, мой дорогой туркмен!
— Пей, пей, пожалуйста, мой дорогой казах!
Я представляю себе их спускающимися верхом с двух сторон к степному колодцу лет двадцать тому назад. Между ними встали бы века дикой вражды, реки крови, пролитой за чужие обиды и за чужую пустую, ненужную славу. Пустыни и степи были бы недостаточно широки для того, чтобы этим двоим мирно разъехаться. В богатом свежей водой колодце оказалось бы слишком мало воды для них и их коней. Сперва они обменялись бы насмешками и оскорблениями, потом взялись бы за дубинки.
Теперь сидят они рядом, беззлобно шутят, вместе смеются над тем, из-за чего прежде схватились бы насмерть.
Я наблюдаю за ними и жду, когда они возвратятся к теме «только казах», «только туркмен». Если в них уже нет и следа этой дикой старинной вражды, то что же означают их слова?
Я понял это, лишь вслушавшись в дальнейший разговор: быть «только казахом» или «только туркменом» означало уметь делать только то, что умели делать отцы и деды, то есть быть владыкой степных табунов и покорным подданным степи. Но обоих это уже не могло удовлетворить.
— Вот погляди, что сложено там, — говорит казах. — Машины! А что за машины, что с ними делать, не знаем ни я, ни ты.
