Клювогорн с щелчком захлопнул желтый клюв. Йоэн подал ему миску с нарезанным яблоком, и птица принялась за угощение.
Эсмунд хлопнул ладонью по столу. Клювогорн вздрогнул и, толкнув клювом миску, отошел к краю стола.
— Запоминай, — сказал король. — Отнеси весть герцогу Фрамму.
Клювогорн издал тройной короткий свист, что означало — я все понял и готов запоминать.
— Армия запада отходит под ваше командование, герцог. Сделайте все, что можно, но не дайте врагу пройти вглубь страны. Не смейте запираться в Вестгарде! Знамена собираются на Длани. Они придут, как только смогут, несмотря на зиму. Господь на нашей стороне. Действуйте.
Эсмунд замолчал и взмахнул рукой. Доев последний кусочек яблока, клювогорн захлопал крыльями и вылетел в окно.
— Люди закидали камнями диакона и едва не ворвались в церковь! В то время как я, архиепископ всея Америи, произносил там проповедь! — пухлые пальцы Симона стискивали подлокотники кресла. — Как они посмели, чернь, отбросы! Если б не доблестная стража Кольца во главе с капитаном Вельдом!
— Мы сами виноваты в том, что произошло, — смиренно произнес кардинал Лекко.
— Простолюдины должны подчиняться нам! У них не должно быть собственной воли!
Эсмунд посмотрел на Йоэна, как всегда стоящего за правым плечом. Глядя на архиепископа, тот произнес:
— Государство состоит из простых, ваше святейшество.
— Нет! Государство — это мы! — Симон сорвал расшитую золотом митру. Жидкие волосы встали дыбом от пота. — Остальные — лишь скот, мы же — пастыри! Господь предназначил нам править, а им — подчиняться!
Йоэн нахмурил кустистые брови.
— А ты, хранитель покоев, слуга! больше не смей перебивать меня!!!
— Довольно, — нахмурился уже Эсмунд. Кардинал Лекко предусмотрительно молчал, разглаживая синюю сутану.
— Ваше величество, я требую решительных мер! — тряся подбородками, воскликнул Симон. — Я приехал на Кольцо, дабы дать этим несчастным слово Божье из собственных уст! А в ответ меня чуть не убили! Проклятые простолюдины! Небытие ждет каждого из тех, кто посмел бросить…
— Довольно! — вскричал король, поднимаясь. — Закрой свой поганый рот, я не хочу больше слышать ни слова!
Архиепископ опешил и отнял от шеи насквозь мокрый платок. Запах пота душил Эсмунда. Сейчас он предпочел бы искупаться в кальдийских духах, чем нюхать Симона.
— Вы глубоко оскорбили меня, ваше величество…
— Именно! Ведь ты оскорбил хранителя моих покоев, мой народ, а значит, и меня!
— Ваше величество…
— Я сказал — закрой рот! Замолчи! Кто ты такой, чтоб ставить себя выше народа? Ты жрешь, объедая его, и срешь на него же! Даже я — я, король! — не позволяю себе ничего подобного! Я положил свою жизнь на то, чтобы америйский закон стал работать на людей, а не против них, как раньше! Все мое правление было ради народа и страны, из которого оно состоит! Ты слышал, что сказал Йоэн? Повтори!
