Укол гордости | страница 97
– Собаки бесполезны, – говорил Зольников. – Там все засыпано перцем. Но я вам обещаю, мы ее найдем. Из города уже едет подкрепление.
– Постарайтесь, Вадим Геннадьевич. – Голос Тимакова звучал уже совсем близко. Стали слышны и звуки шагов. – Вы ведь понимаете, что если все выйдет наружу, попадет, не дай бог, в СМИ, мы не сможем дальше с вами сотрудничать. И прикрыть вас не сможем. Мы не можем быть замешаны в громком скандале.
– Помилуйте, Станислав Иванович, что вы такое говорите! Человек не иголка. Посудите сами, куда ей здесь деваться? Территория оцеплена, забор под током. Найдем, найде-ом! Какая, однако, живучесть, а-а? Превосходный экземпляр! И тем убедительнее будет результат. А что касается прессы – никогда, дорогой мой, никогда! Уже были попытки, но вы знаете, чем все закончилось!
– Вы о Ромишевском? – спросил Тимаков.
– Да, о нем. Отличная работа, а-а?
– А вы не допускаете, что Ромишевский мог с кем-то поделиться информацией, прежде чем вы проделали свою отличную работу?
– А вы бы поделились, дорогой Станислав Иванович? Хлебом своим журналистским поделились бы, а-а? – И Зольников довольно засмеялся.
– Ну, может, вы и правы, Вадим Геннадьевич. Желаю вам удачи. Я был бы рад помочь вам в поисках, но сами понимаете, меня требует мое начальство. Я позвоню вам, когда освобожусь.
– Поезжайте, дорогой, и будьте уверены, все будет отлично!
– Ну, еще раз удачи!
– И вам, и вам!
Послышался ряд характерных звуков – квакнула сигнализация, хлопнула дверца автомобиля, Варю при этом тряхнуло, заработал мотор, и Варя ощутила его дрожь. В этот момент она поняла, где находится – в багажнике автомобиля.
Машина тронулось, затряслась на неровной дороге, потом снова остановилась. Грубый голос произнес:
– Багажник откройте. Приказано досматривать на выезде.
– Пропусти, пропусти! – донеслось издали начальственное покрикивание Зольникова.
– Ехайте!.. – разрешил грубый голос.
Машину снова затрясло на колдобинах, но скоро она, видимо, выбралась на шоссе, прибавила скорость и пошла ровнее.
Куда и зачем везет ее Тимаков, Варе было безразлично. Только бы все кончилось поскорее. Поскорее, поскорее, навсегда, совсем. Она не может больше, не может, не может! Она уже столько раз готовилась к смерти, что уже и не страшно. То, что сейчас – холодная металлическая коробка, онемевшие руки и ноги, липкая лента на губах, мешающая дышать – невыносимо!
Машина мчалась и мчалась, и Вариным мучениям не было конца. Она не выдержала и заплакала. От этого стало еще хуже, хотя казалось, что хуже уже некуда. Текли слезы и сопли, дышать было нечем.