Как она не подумала об этом раньше?! Имея дело с возбудителем смертельного заболевания, Зольников должен был разработать противоядие для того, чтобы уберечь себя при случайном заражении. Не мог же Зольников, такой влюбленный в себя гениального, пренебречь собственной безопасностью! Если она вырвется отсюда, у нее будет шанс найти Зольникова и как-то добыть это противоядие. Мизерный, микроскопический шанс, но если она останется здесь, то не будет никакого.
В глубине души она понимала, что обманывает себя, что шансов нет, слишком мало у нее времени, но ей так нужна была надежда, и она позволила себе надеяться…
Толстый принес кашу, и сердце у нее екнуло. Значит, уже вечер, и ей пора. Через полчаса, назначила она себе время.
Кашу она есть не стала. Желудок перед боем должен быть пустым. Чтобы не мешать… Отвернувшись от видеокамеры, она отковыряла мякиш от двух кусков хлеба – утреннего, припрятанного, и нового, принесенного Толстым, слегка смочила руки водой из крана и принялась мять хлебное месиво, пока оно не превратилось в пластичную, липкую замазку. Все было готово.
Полчаса, по ее ощущениям, уже прошло, нужно было начинать, и тут ей стало по-настоящему страшно. Страх сковал ее, она почувствовала, что не сможет, не сможет, и все.
Что ж, со злой усмешкой сказала она себе, не можешь – не надо! Сиди здесь. Жуй эту кашу, жди, когда тебя «навестит» Зольников, будет гладить тебя по ручке и интересоваться твоими ощущениями, рассказывать об Иване Петровиче Павлове, жди! Тебе осталось жить сутки с небольшим, и ты проведешь их в этом бетонном гробу!
Она встала, попрыгала и помахала руками, разгоняя кровь.
«Бабуленька, помоги, если можешь», – мысленно попросила она. Секунду постояла, сосредоточенно глядя в себя, потом легко запрыгнула на помост и одним движением, с ходу, залепила глазок видеокамеры хлебной замазкой, зажатой в кулаке. Потом быстро скинула джинсовую куртку и торопливо сняла футболку, ту самую любимую цветастую маечку, надетую так давно, в тот день, когда они с Гайкой и Персиком уходили из дому. Быстро, радуясь, что потолок здесь такой низкий, что она со своего помоста легко достает до него, обвязала футболкой лампочку в «наморднике». В камере сразу стало темно, лампочка еле просвечивала сквозь ткань тусклым цветным пятном.
Варя торопливо натянула куртку на голое тело. Она не знала, когда охранник там, снаружи, заметит, что она залепила глазок, но медлить было нельзя. Вскоре в двери залязгал ключ, а она уже сидела на корточках под дверью.
