- Разумеется, - кивнул я. - Никаких шлягеров. Что-нибудь между Марлен Дитрих и Фрэнком Синатрой. Между Энрико Карузо и русским романсом.
- Угу, — согласился старшой. — Что, пошли?
- Постойте, ребята! - крикнул я. - Минутку! Я сейчас.
Я сбегал в скупку, почти задаром отдал свои серебряные шпоры, инкрустированный самоцветами кортик, несколько древних фолиантов. Эй, пива мне! И поволок его, давая знак менестрелям. Где же нам его выпить?
- Опять, что ли, под небом Андалусии? - съязвил прыщавый, запыхавшийся от усталости менестрель.
Определенно собирается дождь — не новинка в наших широтах. Небо стремительно затягивается, и мне приходит в голову спасительная мысль. Нагрянем к зареченскому мэтру, рыжебородому литографу Герберту фон Штейну. Он усердствует неподалеку, в шорной мастерской рядом с аптекой, Apotheca - возвещает вывеска. Герберт фон Штейн поймет. Он примет, он будет рад. Я знаю, маэстро работает над большим циклом офортов на тему Дон Кихота. Закончу, сообщил он мне как-то, и в ту же ночь отправлюсь в Иберию. Вдруг кто-нибудь из менестрелей подойдет ему как натурщик? Мало ли что.
Мы тащим ящики с пивом в мастерскую шорника, в полуподвал. Мои благодетели, не теряя времени попусту, уже репетируют.
Ты помнишь ли черемухи цветенье
Над сонною, над тихою рекой...
Подходяще. Очень даже годится. Интонация! Надо лишь дождаться сумерек. Тогда уж. Лирические шансоны. Гребенки и гитара. Без смеха.
- Обождите, ребята! - кричу им. - Загляну проверить, имеется ли маэстро в своей берлоге. Покараульте пиво.
Все складывается как нельзя лучше - маэстро на месте. Задыхаясь, спешу обратно во двор, а они уже, гляжу, став полукругом, взявшись под руки, медленно покачиваются и тянут мощно и мрачно:
Придет весна,
Вернутся птицы!
Но не вернуть твою любовь!
- Прекрасно! - откликаюсь я. - Но хотелось бы чего-то зазывного...
Они переглядываются многозначительно, шепчутся, затем:
Я жду под березой в родимом краю,
Ты жди под березой, - сказала тогда.
Я жду, заглушая боль и тоску,
Когда ты придешь сюда.
Каждый год береза зеленеет,
Иней кудри вдруг посеребрил.
А любовь пылает все сильнее,
Словно прибавляет сил...
Я остолбенело уставился на их черные локти. Эх, распотешу твою гордую душу, любимая! Гряньте, друзья, дальше! Продолжайте! Певцы переводят дыхание, меняются местами. Теперь Максимилиан в центре, а «Гриф» переходит на задний фланг к прыщавому. Глубокий вдох.
Ярко цветы орхидеи
Цветут за далеким окном.
Я вспомню, как очи горели,
