А ведь не лыком шиты, живали в лагерях беженцев, шанхайчиках, блокгаузах и фортах. Но ты сломалась, и это наше счастье. Двенадцать часов пролежала, как полено, ничто не действовало. В стенку постучал оппортунист Чешуякис. Полпятого, сообразил я, поскольку в это время всегда подвозили свежее пиво. Я вернулся спустя добрый час с полным ведром этого благородного золотистого нектара. Попивая безостановочно, с жалостью поглядывал на тебя - где раздобыть стекло? Я вознамерился схоронить тебя в стеклянном гробу. Смастерил пивной компресс, положил тебе на лобик. Щеки начали понемногу розоветь, на губах выступила здоровая пена. Старая Корова высунула морду и бросилась к пиву, но я топнул ногой, и она мгновенно слиняла. Ты выговорила: Венеция, Венеция... - опасность миновала. Мирски выступила с воробьиной гузкой и рюмкой чесночной настойки, но была изгнана. Та же участь постигла и Клейн-Комар, даром что хозяйка квартиры. Я уже говорил, она не любит, чтобы ею помыкали. Комар дважды спасала мне жизнь - палила из двустволки и оба раза мимо. Все они сейчас вились, суетились, предлагали разнообразную помощь, запугивали сбоями менструального цикла, твердили заклинания и изрыгали ругательства — ёксель-моксель, холера ясна, так твою растак. Я не выдержал, достал последнюю сотню, огромную, как мужской носовой платок, с Александром III. Послал Мирски к оппортунисту, чтобы разменяла; она вернулась с десятью розовыми бумажками - на них был Ильич в кепке. Я отобрал три красненьких и вручил Мирски - на всей Мавританской улице она владела самыми внушительными запасами водки. Через одиннадцать минут она доставила полный бидон свеженькой водочки, зачерпнула полную эмалированную кружку и подала мне. Я отпил, а ты все еще лежала бездыханная. Лишь когда я раскрыл тебе рот, когда плеснул мавританского эликсира, ты вскочила как ошпаренная и, ко всеобщему ликованию, залпом осушила кружку. Так ты вернулась к жизни, неужели и впрямь вернулась? Ведь с того самого раза ты не обходишься без пяти-шести кружек на дню. Так вот и живем.
И чего тебе не хватает? Старую Корову упрятали в венлечебницу, Мирски вчера повесилась у себя на балконе. Матильда? Чем нам мешает Матильда? Ага-а-а-а. Ну, ладно, ладно, все в порядке, кончено, больше не полезет. Смеешься? Кудряшками вверх-вниз. Спит она, Матильда, вернулась из тюряги, со свидания. Миллеру еще трояк мотать. Она себе спит да спит, видел я: приволокла откуда-то мешок таблеток - и есть не надобно. Ну, правда! Мирски тогда еще предлагала дать тебе крови бешеной собаки, так сказать, клин клином, бешенство бешенством. Бешеной не нашлось. Мирски своими руками удавила своего Фобоса и нацедила крови. Ты выпила и глазом не моргнула. Назавтра старуха приготовила свою собачку по-корейски - утушила с рисом и черносливом. Уписывали все за обе щеки. А вчера вот Мирски повесилась - затосковала по песику... Понимаешь, какие тут люди - от умиления дыхание перехватывает. Сначала собаку принесла в жертву, потом и себя. Ты уже настолько поправилась, что приняла участие в похоронах. Мы зарыли нашу Мирски недалеко от барбакана
