Дамы оробели, столкнувшись с этими незнакомыми сторонами русского характера, а поскольку, вопреки своей профессии, не отличались блестящим умом, постепенно и вовсе умолкли, не без страха замечая, что вечер, начавшийся духовным и физическим опьянением, тем, наверное, и закончится. Офицеры некоторое время продолжали свои фантастические разговоры, пока язык и разум их еще слушались; потом воцарилась опасная скука, гнетущая и давящая, от которой они с таким трудом убежали аж до Нарвской заставы.
Лишь маленькая группа из четырех юных и красивых офицеров, почти девически нежных, воздерживалась от возлияний. Чтобы не привлекать к себе внимания, они особенно шумно и усердно пили за здоровье соседей, прежде всего одного капитана, сидевшего спокойно и задумчиво поблизости. Они то и дело наполняли ему рюмку, вынуждая осушать ее за свободу, за счастье народов и всевозможные прочие абстракции. Он кивал им, приветливо улыбался, отпивал большой глоток, но не выказывал ни малейшего энтузиазма.
Так беседа с трудом дотянулась до полуночи, когда дамы в довольно скверном расположении духа с чувством облегчения покинули общество, отчасти примирившись с сознанием того, что провели вечер в благородном окружении. Под конец подъему настроения способствовал и поданный счет, неумеренно большой, так что вечер все же должен был доставить удовольствие, коль стоил умопомрачительно дорого. Во всяком случае, господа могли себе позволить раскошелиться ради дам.
Теперь офицеры состязались в борьбе за честь провожать дам, за исключением вышеупомянутых четырех юношей, которые после краткого, скорее усердного, чем настоятельного предложения, уступили первенство другим, но зато заботливо следили, чтобы молчаливый капитан остался. После того как большая часть гостей удалилась, остальные со скучающим видом, не скрывая зевоты, стали поодиночке расходиться по домам, но капитан остался, вняв просьбам и настойчивости присутствующих. Товарищей, имевших ранения, препоручили заботам официанта. Зал ресторана был закрыт с приказанием не открывать до обеда, а четверо друзей, делая загадочные знаки, повели капитана на второй этаж в довольно примитивную спальню, украшенную с безвкусной претенциозностью. Придя, они прежде всего удостоверились, что никто не подслушивает. Предосторожность сия была почти излишней при усталости прислуги. Потом они заперлись и окружили капитана.
Стройный голубоглазый лейтенант заговорил шепотом, доверительно положив руку на плечо капитана.
