Карусель | страница 3
Ю. К. Бегунов академик Петровской, Русской, Международной Славянской академии наук и искусств
Часть первая
Любовь и ненависть
(Круг первый)
Пролог
Мы источник веселья - и скорби родник,
Мы вместилище скверны - и чистый родник,
Человек, словно в зеркале миру — многолик.
Он ничтожен - и он же безмерно велик!
Омар Хайям
Человек редко помнит свое лицо, а уж постоянно контролировать смену выражений на нем не под силу даже великому артисту. Бродя по шумным, многолюдным улицам Ленинграда, я смотрю не только на прекрасные своей неповторимой архитектурой старинные здания, соборы и дворцы, но и на лица людей. И вот какое вынес я впечатление: лица советских людей и лица иностранцев разительно отличаются. Лица наших людей в своей массе чем-то схожи: этакий налет равнодушия, безразличия. Иногда толпа прохожих на Невском вызывала в моей памяти солдатский строй. Будто невидимый внутренний командир скомандовал, — и все шагают в ногу. Идут люди и будто несут в себе безмолвный протест. На лицах советских людей, как в зеркале, отображались вся беспросветность нашей жизни, неверие в будущее, я бы даже сказал, рабская покорность судьбе.
Подобного не скажешь про иностранцев. Я долго как-то в Париже на Монмартре наблюдал за продавцом устриц: мимо текла толпа прохожих, туристов, а он виртуозно делал свое дело: любовно раскладывал на тележке свой неаппетитный для нас товар, обливал острой приправой, что-то смешивал в стеклянных банках, жонглируя ими. Каждого покупателя встречал радостной улыбкой, и те вступали с ним в оживленный разговор. И главное — у него не было скованности, стеснения, хотя мимо проходили тысячи разных людей. Человек был при своем деле, и это дело вселяло уверенность, придавало ему значительность.
Лица советских людей стали заметно меняться в середине восьмидесятых годов. Все меньше я видел тупо равнодушных, угрюмых людей, бредущих по улицам, будто в никуда. Оживились лица, в них наконец-то стала проглядывать индивидуальность. И самое удивительное для меня открытие: на многих лицах явственно проступили черты пробуждающегося достоинства, до той поры начисто стертые бесчеловечными условиями нашего проклятого существования.
Народ, будто великан, медленно пробуждался от многолетней спячки, протирал застланные серой дремой глаза, отряхивался, расправлял могучие плечи, с изумлением оглядывался назад, где десятилетиями царили ложь, хаос, бесхозяйственность, коррупция, где, сознательно попирая права простых людей, жировала элитарная прослойка нашего общества. Ни царь, ни фабрикант, ни помещик не имели столько привилегий и никогда не пользовались безвозмездно государственной казной, как партийные и советские чиновники. Они построили для себя свой собственный «коммунизм» и жили в нем, как боги, закрыв глаза на бедственное положение страны, народа.