Отец перевел дыхание, помолчал… Саша слушал, стиснув руки, чтобы не дрожали.
— Когда я узнал, что моя родная дочь умирает, я совершенно потерял голову. Знал одно: если бы я не ушел из семьи много лет назад, если бы не был таким глупцом и не поверил Катерине, с Асей ничего бы не случилось. Ее начали бы лечить вовремя! А так — она болела, мучилась много лет, а я жил так счастливо с вами, с тобой, с твоей мамой… Я не мог больше здесь оставаться, но и не мог сказать вам правду. Я решил просто уйти, попытаться спасти Асю или хотя бы скрасить ее последние дни. Она в самом деле была на краю смерти! Но душа моя рвалась на части. Рвалась между вами — и Асей. Я был страшно несчастен, но вот теперь, когда у Аси появился вполне реальный шанс выздороветь, я понял, что вел себя глупо и жестоко. Мы поговорили с Валей и с Асей, и они сказали, что я должен немедленно все вам объяснить. После этого разговора я вчера уехал в Арзамас и все рассказал твоей маме. Она простила меня. Она тоже хочет, чтобы Ася после выздоровления жила с нами. А ты, Сашка?.. Ты меня простишь? Ты…
Саша моргал, моргал часто-часто. Что-то попало в глаза, наверное.
Сказал каким-то чужим голосом:
— Я так рад, папка, так рад… Я так рад, что Ася…
Он чуть не ляпнул: «Я так рад, что Ася не моя сестра!» — но вместо этого пробормотал что-то вовсе несуразное:
— Я так рад, что Ахилка теперь будет жить у нас!
— Что?! — изумился отец. — Откуда ты знаешь про Ахилку?!
Саша зажмурился.
Ну вот как ответить на такой вопрос?
— Эй, ребята, откуда у нас в доме взялся еж?! — закричала в этот момент в коридоре мама, и Саша зажмурился еще крепче.
Ну вот как ответить на эти два вопроса?! И помощник-гелиотроп, как назло, забыт под подушкой…
Вот так, савватистис Александр! Выкручивайся как можешь!
«Куда ты глядишь? Кого ты там видишь?»
Н. В. Гоголь.
Вечера на хуторе близ Диканьки
Ближе к полуночи внезапно задул жестокий ветер, и старый лес, окружавший монастырь, заскрипел под его бурным натиском.
Клочья бледных ночных облаков неслись по мрачному небу, иногда закрывая луну.
Человек в длинном черном одеянии, который брел незримой тропой через лес, гнулся и стонал, словно тоже был старым деревом. Он что-то бормотал, но и сам не слышал своего голоса в шуме бури.
И вот наконец тропа привела его на голый, безлесный холм. Только одно дерево гнулось и трещало на вершине.
Ветер ударил в лицо с такой силой, что человек чуть не упал. Однако он заставил себя выпрямиться и раскинул руки.
