Он задохнулся, схватился за горло и закашлялся.
— Ты остался таким же, каким был там, в горах, когда меня собой закрыл и мою пулю себе в сердце принял, — бормотал парень, комкая простыню на груди. — Ты меня тогда спас, Колян, а для чего? Лучше бы ты жив остался, а я бы погиб. Раз — и нет меня, и не будет меня заживо рак пожирать. Знаешь, сколько раз я тебя вспоминал, все думал: ну какой же смысл был в твоей смерти? Может быть, если бы ты выжил, ты жил бы счастливо, а я… а я мучился все эти два года. Знал бы ты, Колян, как я намучился! Вспоминаю вас всех, всех ребят из нашего взвода, кто в бою с той бандой полег, и каждому завидую: тебе, Вадьке Скобликову, Димке Кравченко, и старлею нашему завидую… А от меня, от Гошки Панова, которого вы Энерджайзером звали, остался живой труп. Ему давно в могилу пора, но никак он туда лечь не может.
Гошка Панов смотрел на Сашу, и в темных провалах его глаз что-то поблескивало.
«Это слезы, — понял Саша. — Он плачет! Как же он намучился, бедняга…»
— Колян, — вдруг слабо улыбнулся Гошка Панов, — я понял! Ты пришел меня спасти, да? Как тогда, в Дагестане? Колян, спаси меня от этих мучений! Забери меня с собой! Ты меня заберешь — и я снова буду с вами! Со всеми нашими ребятами!
Голос его вдруг прервался, губы приоткрылись, рука, нервно комкавшая простыню, соскользнула с кровати и повисла.
Сашка смотрел, смотрел на него… И вдруг понял: Гошка Панов уже ничего не видит. Он умер!
Тотчас Саша ощутил, что ноги отрываются от земли, будто какая-то сила подхватывает его, выносит из комнаты, поднимается ввысь, стремительно летит, взрезая воздух крыльями, над городом, снижается над парком — и неожиданно бросает вниз!
…Саша открыл глаза и обнаружил, что лежит на дорожке в парке Кулибина.
Вскочил, огляделся.
Он шел за блинчиками с творогом. Это помнил, но только это. А потом? Что было потом?
Слабо соображая, поднялся, побрел домой. Ни в какой магазин больше не хотелось, о еде и думать было тошно: желудок к горлу подпирало, как будто укачало на какой-нибудь бешеной карусели.
Какая-то жуть клубилась в воспоминаниях, но стоило сосредоточиться, как острой болью простреливало виски. Наконец Саша доплелся до дома и сразу рухнул спать.
* * *
Утром все тело снова так ломило, будто его палками били, и голова ужасно болела.
До невозможности хотелось с кем-нибудь поговорить и рассказать про все эти непонятки. Но с кем?! Мама занята больной бабушкой, а отец…
Неизвестно, чем или кем занят отец, только не своим брошенным сыном.
