Вот что я скажу. С Ним мы были «мы». Без Него — «я», «я», «я»… Не слишком-то интересующееся «я» соседним.
А вот интересно, кто действительно чего хочет? Попробую представить.
Итак:
Алена. Алена хочет кружевной лифчик, потому что кружевной лифчик лучше обычного, поролонового.
Гриша. Гриша хочет мыслить и страдать, потому что Гриша не мыслит себя без мыслей.
Ольга. Ольга хочет стать пожизненной женой, потому что у нее нет мужа, а ей всегда хочется того, чего у нее нет.
Денис. Денис хочет, чтобы его оставили в покое и не приставали с просьбами, потому что он не гуманист. Вместе с тем он хочет все про всех знать, потому что он не то чтобы человек, скорее, гуманоид и ему любопытны люди. Он испытывает к ним чисто научный интерес.
Наталья. Наталья хочет всех сводить, потому что, когда в школе проходили «Анну Каренину», ее любимой героиней была Бетси Тверская.
Виктор. Виктор хочет всех «разводить», потому что вечно сидит без денег.
Я. Я хочу курить, потому что у меня никотиновая зависимость.
Он. Этого не знал никто.
— Дневник? — растерянно пропищал Гриша.
— Дневник? — эхом повторила Ольга.
— Дневник? — хором воскликнули мы.
И это было не последним событием, случившимся в тот день.
Гриша держал тетрадку в зеленой клеенчатой обложке, а мы толпились вокруг, тараща на нее глаза. У меня в голове промелькнуло, что вроде бы я видел однажды, как Он что-то записывает в тетрадь. И походя удивился, что там такого секретного, в этих записях, из-за чего надо поворачиваться спиной к обществу, как будто кто-то норовит списать у Него слова.
— А я эту тетрадку видела, — вдруг сказала Алена, словно в ответ на мои мысли.
— И я, — подхватила Ольга. — Он писал в ней иногда. Только отворачивался, чтобы никто не видел.
— Как же ты разглядела, что Он именно в этой тетрадке писал, если Он отворачивался? — немного насмешливо спросил Денис, словно не доверяя Ольге.
— Я тоже! Я тоже! Я видел… видел! Это научный труд! Это Его самый главный научный труд! Наследие! Мы нашли наследие! — по-петушиному закукарекал Гриша, подпрыгивая от нетерпения.
Мы переглянулись. Если и правда наследие, то кому оно принадлежит? А если обычный дневник, то… То вопрос остается тем же. Кто имеет на него право? Можем ли мы читать то, что там написано? А если можем — разумеется, исключительно на правах близких друзей, — то хотим ли? Я лично рекомендовал бы опасаться дневников. Кому нужны скелеты в шкафу? Мне — нет. Кому нужны откровения? Что они меняют в жизни? Кому-нибудь стало от них лучше? Кому-нибудь охота читать о себе правду? А неправду? Тем более. Я открыл было рот, чтобы изложить эти соображения компании и предложить как можно скорее избавиться от этой книжульки — снести в мусоропровод и все дела, — но меня опередила Женя.
