— Резонно, резонно. Ну, а насчет прибавочной стоимости?
— Вероятно, ее создал и продолжает создавать писатель, Артур Конан Дойл.
— Интересно. А труд печатников? Без него рукопись осталась бы рукописью, доступной узкому кружку досужих оригиналов.
— Тогда нужно учитывать и труды производителей бумаги, переплетчиков, лесорубов, механиков, кочегаров, стрелочников, почтальонов, книгонош и десятков других профессий.
— Именно.
— Но если роман или рассказ напишет какая-нибудь бездарность, книгу никто не купит и труды всей честной компании, от лесоруба до железнодорожника, станут бессмысленными. Труда много, и труда вполне добросовестного: и бумага отличная, и переплеты замечательные, — а вместо прибавочной стоимости одни убытки.
— Роль сложного труда… — Лев Давидович, похоже, приготовился к речи, но Владимир Ильич попросил его передать солонку таким тоном, что тот лишь махнул рукой: — Доспорим в другой раз. А сейчас будем отдыхать.
Разговор стал мельчать. Две-три фразы о погоде, столько же — о еде. Наконец все, не сговариваясь, поднялись из-за стола. Пора и честь знать.
Феликс подошел к окну.
— А снег-то не на шутку повалил.
— Альпы, — ответил Лев Давидович, будто слово «Альпы» объясняло все и сразу.
На этом ужин и завершился.
Литераторы уселись в уголке. Арехин среди них был человеком лишним, ну так что ж с того?
Он вышел на крыльцо. Ветра не было, штиль, а снег сыпал и сыпал. И откуда его столько? Дорожку, что вела к воротам, засыпало совсем, да и путь в Майринген угадывался лишь по столбикам. Издалека слышался непрерывный шум водопада.
Он вернулся в дом. В гостиной оставался лишь франт, читавший газету при свете керосиновой лампы, остальные разошлись.
Читать старые газеты не хотелось. Спать не хотелось. Гулять? В снегу по колено?
Вальтер появился, чтобы подбросить в камин небольшой чурбачок.
— У вас можно раздобыть лыжи? — спросил хозяина франт.
— Не откажусь. Но где его взять?
— Я протелефонирую в Майринген.
— У вас есть телефонная связь?
— Да. Большое подспорье, — Вальтер указал на навесной, шкафчик, внутри которого, следовало полагать, и находился аппарат.
— А в Виллинген протелефонировать можно?
— Нет, это местная линия. С Виллингеном мы связываемся по старинке.
— Жаль.
Вальтер неслышно ходил по комнате, то пылинку смахнет, то стул переставит, но если на него не смотреть, то можно беспрепятственно предаваться собственным мыслям. Чем они я занимались. Франт сидел перед камином, отложив газету. Арехин сидел просто, сидел и смотрел на часы, стоявшие на полке.
