— Похоже, они живучие, — ответил Арехин.
— А — добить?
— Кобольда? Вряд ли. Да и патроны берегу. Ведь где-то неподалеку должна быть Лотта. Теперь я пойду первым, а вы за мною.
Феликс хотел было возразить, даже рот открыл, но потом закрыл. Видно было, что каждое движение дается ему с трудом.
Арехин вошел в новую дверь. Проход в двадцать коротких шагов — и новая камера. Размер прежний, только в стенах ниши. А в нишах — пропавшие литераторы. Они были спеленаты белесыми лентами. Не как мухи паутиной, но похоже.
— Сейчас, сейчас. — Арехин вернул пистолет Феликсу, а сам осторожно прикоснулся клеите.
Вопреки опасениям, она не была липкой. То есть прежде, видно, была, поскольку и к одежде, и к коже Надежды Константиновны приклеилась довольно прочно, но теперь ее можно было трогать без опаски.
Вот и ножик швейцарский пригодился: острое лезвие легко справлялось с лентой, и через пять минут Надежда Константиновна уже стояла сама.
Стояла и молчала. Ладно, это, пожалуй, и к лучшему. Ильича он освободил быстрее, а Льва Давидовича и вообще за минуту — пришла сноровка.
Те встали рядом с Надеждой Константиновной, тоже молча.
— Владимир Ильич! Лев Давидович! Надежда Константиновна! — взывал к ним Феликс, но напрасно.
— Они одурманены, — успокоил Феликса Арехин. — Пройдет.
— Вы уверены?
— Нет, — признался Арехин. — Я надеюсь. — Он подошел к следующей, четвертой нише.
В ней был человек, неизвестный Арехину. Мертвый человек. Мертвый основательно: видом своим он напоминал иссохшие мощи старцев Печерской Лавры.
— Это тот, кого вы искали? — спросил он Феликса.
Тот наклонился, поднеся свечу к самому лицу мертвеца.
— Да, он. Валентин. Но что с ним стало?
— Съели изнутри.
Арехин прошел вдоль стен. В камере обнаружились еще четыре ниши, и все они были заняты иссохшими телами.
— Нам лучше уйти поскорее, — сказал он.
— Одну минуту, — Феликс продолжал осматривать несчастного Валентина. — Вы не поможете мне?
— Что я должен сделать? — не удивился Арехин.
— У него на шее мешочек должен висеть, на ремешке. Вы его снимите, мешочек, пожалуйста. Или перережьте ремешок ножом.
Арехин так и поступил: перерезал ремешок и снял мешочек с тела. Мешочек небольшой, кожаный, а внутри, похоже, пара камешков размером с лесной орех каждый. И свернутые бумажки.
Он протянул мешочек Феликсу.
— Партийная касса, — сказал тот. — Мне в карман положите, пожалуйста. А то руки заняты.
Арехин положил, отчего не положить.
— Только руку вам придется освободить. Отдайте пистолет.
