Психиатрическая больница Рейвенсвуда располагалась в одном из самых новых и импозантных зданий комплекса – шестиэтажный архитектурный изыск из известняка и меди, проспонсированный и названный в честь магната, чья дочь умерла от осложнений анорексии. Машину я припарковал по своему факультетскому пропуску, на грудь пришпилил корпоративный бэйдж «Западной ассоциации педиатров» и, поднявшись в лифте на пятый этаж, нажал красную кнопку запертой двери с табличкой «Стационар взрослой психиатрии».
Всего в медцентре около тысячи койко-мест, из которых восемьдесят числятся за Рейвенсвудом. Из них двадцать отведены педиатрии, десять – пациентам с Альцгеймером, давшим согласие на подопытность в обмен на надежду, а остальные тридцать входят в университетскую программу для лиц с расстройствами пищевого поведения (услуга, приносящая немалые дивиденды).
Остается пятнадцать коек под общую психиатрию. Они, в свою очередь, подразделяются на восемь в палате добровольцев, не особо отличающихся от своих соседей-реабилитантов, и семь для тех, у кого клеймо «5150».
Неудивительно, что когда сюда привезли Зельду, здесь все было уже под завязку.
«ЛАКБАР» был местом не ахти, но за неимением оного ее, вероятно, переправили бы на другой конец города в психушку окружного подчинения. Так что, может, все сложилось и к лучшему. Если мне удастся пристроить ее туда, где она сможет прожить завтрашний день. Чтобы она там оклемалась, пришла более-менее в адекват и все-таки рассказала, где сейчас находится ее сын.
Пять лет назад она была преданной, обеспокоенной матерью. Вскоре после этого карьера Зельды потерпела крах, а сама она оказалась на улице. Один положительный нюанс: ее продолжал опекать Лу Шерман, возможно, даже после того, как она лишилась страховки. И никуда ее не переводил, пока сам не оказался серьезно болен.
Но ко мне он не обращался…
С той стороны к двери никто не подходил, и я позвонил снова. Спустя некоторое время через дверное окошечко меня оглядела молодая медсестра и сама вышла ко мне наружу.
– Чем могу помочь?
– Мне нужен доктор Неру.
Она взглядом изучила мой бэйдж.
– Майк сейчас в кафетерии.
– Спасибо. Вы прошлой ночью дежурили?
– Нет. А что?
– Я только что от пациента, который поступал сюда под кодом «пятьдесят один пятьдесят», а затем его переправили в другое место, ближе к центру. Процедуру оформлял доктор Неру, и мне хотелось бы заглянуть в сопроводительную карту, посмотреть, не даст ли он мне каких-нибудь клинических советов.
