Я указал на шкаф с красным крестом.
– А там у вас что?
Кевин Брахт подошел и отодвинул металлическую дверцу. Помимо коробки с бинтами и пакета с резиновыми перчатками, там было шаром покати.
– Запаса медикаментов тоже нет? – спросил я.
– Даже аспирина. Все должно быть «под конкретного пациента»; то есть лечащий врач должен заказывать даже те препараты, что отпускаются без рецепта. К счастью, мисс Чейз поступила уже под медикаментозом, а фельдшеры оставили мне ее таблетки, они у меня в столе.
Подойдя к столу с другой стороны, он вынул из ящика флакон.
«Ативан, 3 мг, дважды в день».
– Вот. Фельдшер сказал, доктор в Рейвенсвуде предложил при возбуждении нарастить ей дозу в три раза, но мне все эти словесные указания из третьих рук как-то сомнительны.
– Доза чересчур большая, – рассудил я. – Два раза в день – и то серьезно. Пять лет назад она была довольно хрупкого сложения. Сейчас масса тела у нее прибавилась?
– Да нет, худышка. Может, потому и в себя до сих пор не приходит. Значит, этот медикамент свести к минимуму?
– Я – доктор не того профиля, чтобы на это отвечать. – Показал Кевину свою карточку.
– Психоло… Детский психолог? – изумился он. – А Цапля знает?
– Конечно, знает.
– Прошу простить, док, но… как так?
– Она выслуживается перед начальством, документируя лечение. А меня сюда зазвала, сказав, что меня спрашивала лично мисс Чейз. Ты что-нибудь такое слышал?
– Ни слога. Как она вообще вас разыскала?
– Пять лет назад я проводил оценку сына Зельды. Сейчас ему одиннадцать; мать, как видишь, не в себе, а Цапля заявляет, что в медицинской карте про мальчика не значилось ничего, кроме имени. Потому я и решил приехать.
– Дурдом какой-то…
– Согласен. Фельдшер, когда ее доставили, сообщил какую-нибудь информацию?
– Ничего, только лекарство передал.
Кевин подошел к Двери «А», отодвинул с глазка деревянную заслонку и, заглянув в комнату, скрестил пальцы.
– Все спит и спит.
Я подошел и сам приник глазом. Отверстие было небольшим и обзор ограничен, но в целом можно было разглядеть укрытый одеялом силуэт, ничком лежащий на простецкой кровати. Стены горчичного света, из окна на высоте струится дневной свет.
– Что будем делать, док? – спросил за спиной Кевин Брахт.
– Заходить.
