В бодрствующем «объективном» существовании динамика индивидуации не всегда осуществляется в терминах того, что «логично» делать, точно также как в сказках не более старший, более зрелый принц спасает принцессу, оказавшуюся в смертельной опасности, — это делает его младший, сомневающийся, вечно создающий путаницу братец, использующий необщепринятые способы, например приходящих на помощь животных. В любой серии снов движение может происходить в объективные жизненные ситуации или в сторону от них. Никакого устанавливающего правила здесь нет. На службе у индивидуации сны могут склонять эго к тому, чтобы организовывать себя в привычной культурной атмосфере. В некоторых иных случаях сны вытаскивают эго прямо из успешной бодрствующей деятельности и буквально «тычут носом» в более тонкие смыслы, ставят более искусные задачи.
Окончательное разрешение напряжения между объективным и субъективным описано Юнгом как «циркумамбуляция» (обхождение) таинственного центра психического, которая сама по себе может ощущаться, но которую невозможно обнаружить в сетях сознания. В этом таинственном процессе, психологически аналогичном алхимическому поиску, эго релятивизировано, но неуступчиво, события реальны, но они не ошеломляют, образы в снах направляют, но не подчиняют. Процесс индивидуации, в конечном итоге, и представляет то явление, которое обслуживается и облегчается в своем осуществлении снами, хотя сны и могут использоваться наряду с решением обычных психотерапевтических задач в цикле решения проблем и развития личности.
Личное и архетипическое.
Другой путь установления напряжения, связанного с психологической индивидуацией, пролегает через оппозицию личного и архетипического. Когда тот или иной человек слишком глубоко включен в коллективную внешнюю реальность повседневной жизни, обнаружение в его собственных снах универсальных, архетипических образов из объективных глубин психического может оказаться освобождающим переживанием. Но если кто — либо в обыденной жизни является добычей неистовой шизофренической неразберихи архетипических образов, то достижение устойчивой позиции эго в равной степени переживается как освобождение.
Как невротик, застигнутый в чрезмерной конкретизации семейных или общественных «реалий», так и шизофреник, утонувший в море архетипических смыслов, — оба обнаружат ощущение неба в том, что можно назвать личной сферой жизни. Личностная история — это не просто псевдоиндивидуальная временная схема дат и внешних событий, — привычная веревка для развешивания жизненного белья, на которой висят многочисленные роли, — она несет в себе гораздо более глубокое ощущение смысла и неразрывной целостности. Внешняя жизнь может проходить через глубокие перемены без какого-либо изменения в субъективном восприятии смысла жизни. Но каждый психотерапевт знает и об обратной ситуации, в которой внешняя жизнь протекает гладко и неизменно, в то время как внутреннее субъективное состояние преобразуется в то, что, по сути, оказывается совершенно новым и неизношенным по своему значению миром.
