— Подбирай помалу, — приказал он.
— Есть! — тотчас же ответил по телефону Шебалкин.
Поднимаясь в кромешной тьме выше, он знал, что Веригин сейчас перенес шланг-сигнал на корму и должен подвести его к ходовому концу.
Григорий Семенович ударился шлемом о днище судна. «Так, — удовлетворенно сказал он сам себе. — Все в порядке». Он поднял руку и сразу же поймал ходовой конец. «Удачно». Перебирая руками, стал подтягиваться к винту. Нащупав шершавое, изъеденное морем перо руля, сказал:
— На месте.
— Понял, — ответил Шебалкин.
— Дай воздуха побольше, — попросил Григорий Семенович. Пора было отдышаться и провентилировать легкие.
— Даю.
В шлеме зашипело сильнее.
— Хорош, — сказал Григорий Семенович, жадно вдыхая холодный, пахнущий резиной воздух. От груди отлегло.
Отдышавшись, он сказал:
— Ну, подавайте лампу!
***
В каюте Чигринова на диване лежал Щербань.
— Выпейте, — просила Тамара, предлагая ему чашку кофе. — Я сама заварила. Как вы любите. Двойной.
Вошел Чигринов. Грязный бинт с кровавым подтеком на голове Щербаня, хлопочущая над ним девушка — все это напомнило ему прифронтовые санбаты, где раненым оказывали первую помощь.
Доставая сигареты из стола, Чигринов спросил:
— Почему не подавали «SOS»?
— Думал, справлюсь сам, — с усталой безразличностью ответил Щербань.
— Не об этом ты думал, — с раздражением сказал Чигринов. — Думал, как бы не уронить свой престиж.
— Вас много сейчас найдется, кому захочется ударить. Бей, бей лежачего! — Щербань скривил губы.
Чигринову стало неприятно, что он не ко времени затеял этот разговор.
— Бить тебя я не собираюсь...
Его прервал телефонный звонок.
— Алексей Петрович, вас требует берег, — сказал радист.
— Иду, — недовольно ответил Чигринов. «Опять этот берег! Не сидится им там!»
В коридоре его перехватил боцман.
— Алексей Петрович, это я виноват, — плачущим голосом сказал он. — Казните.
— В чем дело? Что такое?
— Буксир я старый завел. Пожалел новый. Со склада, в смазке еще.
Чигринов молча глядел на сутулые плечи боцмана, на повинно опущенную голову и думал с горечью, что, может быть, и есть в этом признании какая-то доля вины. Но не это главное.
— Не наговаривайте на себя. Буксир мог лопнуть и новый.
— Нет, я, — стоял на своем боцман и покаянно вздыхал. — Жадность моя.
— Идите, боцман, занимайтесь своим делом, — недовольно приказал Чигринов и подумал: «Но если кто виноват во всем, так это Щербань. Но тот не покается».
— Доложите обстановку, — сказала Надежда Васильевна, услышав голос мужа.
