Всё было чудесно: ром, кофе, круассан
Всё было чудесно: ром, кофе, круассан,
он сам,
с выбившейся прядью над ухом.
Скользила взглядом
по волосам,
внутри мой мягкий
кот мяукал.
Я счет взяла,
я тосковала о прошлом,
то был лишь
мираж —
за столиком,
как антураж,
мужчина из иного
света…
…француз?
В России?
Грезит лето!
Во всем виновен — круассан
или глоток
хмельного рома…
а впрочем,
разберемся
дома.
Скользну еще
по волосам,
и убегу в свою
темницу.
Пускай француз
мне тот
приснится
под утро…
Кофе… круассан…
Мой порыв — это только порыв ветра
Мой порыв — это только порыв ветра
в подкрылках осени,
это только глухое томление плоти,
которая не стала душой.
Я как все другие земные дочери
очень боюсь быть смешной.
Я боюсь одиночества,
крадущегося ночью в постель,
утреннего света в одинокой квартире,
когда капает из крана капель,
в огромном бездушном мире,
мире сплошных потерь.
Заворачиваю, захожу на новый круг,
пусть под крыльями кровью мозоли…
Вдруг повезет сейчас, сегодня, вдруг,
оторваться от привычной юдоли
или просто от стаи подруг…
И взойдет солнце двойное
вдруг…
Грустные глаза,
полные губы,
современность режется
острой бритвой.
Чтобы вверх ползти —
ледоступы,
чтобы вниз…
хорошо бы
карниз…
Но сойдут
и его губы.
А по плоскости
никак,
тонка дощечка,
зазубрины
остры.
Молчание-
это пустяк,
это так
нелюбви
короста.
Не любить —
просто!
Очень
просто!
Как бросать
медный пятак,
то так, то сяк…
а в целом
безразлично —
всё вокруг
личное,
личное,
супер двуличное,
супер приличное.
Вот и день уже
смяк,
приляг,
усталая птичка,
девочка-синичка,
не любить —
просто.
Любить больно…
Но вот как-то так
всё и крутится,
вольно или невольно.
Голубели стога, словно сизые стаи
наших горлиц донских вдруг уселись на них,
от дождей и росы травы ниже припали
и порхал мотылек в небесах голубых.
На околице тишь, благодать растеклась
по деревьям, кустарникам и по домам.
И сама по себе песня вдруг полилась
от того, что привольно и радостно нам.
Мятный запах травы, пряный донника
запах, и терновые завязи на ветвях,
И созревшей шелковицей у подоконника
фиолетовым был разрисован наряд.
Лето мягко текло над донскими полями,
разливалось лунным ночным молоком.
Я стояла одна, ах… нет с соловьями,
Я стояла одна, ах… нет с васильком!
Все будет иначе, верь мне, верь…
Голубым покрывалом раскинут вечер,
Мне на плечи хотелось б накинуть мохер,
пить вино, жечь индийские едкие свечи…
А главное — не запереть дверь!
