- Господи, помоги! - охрипшим вдруг голосом вскрикнул Махмуд.
- Может быть, он не кончился еще, а Махмуд? - спросил Темир.
- Ты что, ослеп? - прохрипел Махмуд. - Как же не кончился, когда одеревенел уже?! Царство тебе небесное, Зульфугар-киши!
И в этот момент со двора Зульфугара-киши раздался душераздирающий крик и стенания Салатын:
- О-о-ох, осиротела я, несчастная!..
В старинном селе на берегу Куры начинался очередной, отлаженный веками похоронный обряд.
Мошу отправили на почту обзвонить руководство района, как-никак, умер старый большевик, один из последних, а очень может быть, и самый последний в районе ветеран. Салатын настояла на том, чтобы из соседнего шиитского села позвали моллу, за ним пошел Темир. Посоветовавшись с фельдшером Махмудом, решили, что ничего в том не будет зазорного, если усадить моллу в одной из укромных комнат нижнего этажа, чтобы он там тихо-мирно почитал коран по усопшему и отпел его, как от века положено. Оно, конечно, Зульфугар-киши старый большевик, и в буйной своей молодости немало мечетей вокруг позакрывал, но бога он не забывал, то и дело поминал его.
Весть о смерти Зульфугара-киши быстро обежала село. Едва успели перенести его труп с речного берега в дом, как двор и улица уже были полны людей, все население, от мала до велика, сошлось сюда выразить свое соболезнование Садатын и Мошу, а заодно и фельдшеру Махмуду. Когда схлынул первый наплыв односельчан, труп отправили в деревню Берзин в единственную уцелевшую мечеть, обмыли и привезли обратно, положили головой к Кыбле в гостиной на длинном столе. А после этого трое - Махмуд, Темир и Мошу зашли за дом, где густо разрослись деревья, и Махмуд почему-то нервно сказал Мошу:
- Иди же, неси скорее бутылку водки, но так, чтобы не видел никто, слышишь?
Мошу вернулся не с одной, а с двумя бутылками водки и со свертком, в котором оказались остатки вчерашней курятины, сыр и зелень. Стаканы он принес в карманах брюк, по одному в каждом.
Махмуд поднял голову, посмотрел сквозь голые, но уже налившиеся соком, позеленевшие ветки дерева вверх - свинцовое небо всей своей тяжестью навалилось ему на плечи, по позвоночнику прошли мурашки, голова слегка закружилась.
"Что это было, а? - подумал он о давешних звездах в глазах покойного, каждая - величиной с яблоко. - Как это понимать, как объяснить, кому сказать об этом? Тот же Темир, если ему сказать, на смех поднимет. Зовешься доктором, скажет, а чушь несешь несусветную, ступай к молле, скажет, пусть он порчу от тебя отведет, заговорную молитву напишет, а ты себе на шею повесь и носи. Ну и дела! Ну и влип же я!..".
