Первая мысль — это сон. После нескольких дней на острове в компании семьи Татьяны Ник часто снился ей в одних черных плавках. В этой версии сна он был в пиджаке, из кармана торчал галстук, белая рубаха была расстегнута наполовину. Сам на себя не похож.
— Привет.
У Ника были круги под глазами и трехдневная небритость, тем не менее он выглядел сексуальнее любого мужчины.
— Мне надо прилечь, — пробормотала она, — и когда я проснусь, пойму, что это сон.
— Можно войти?
Его глаза поблескивали.
— Я думала, это полиция! Сабрина потеряла ребенка, или мама упала и сломала бедро, или папа…
— Извини, что напугал тебя.
— Ты даже не знал, где я теперь живу, ведь я переехала.
Вернувшись из Греции, Хлоя сменила квартиру в попытке полного самообновления.
Ник провел рукой по волосам.
— Впусти меня, Хлоя, пожалуйста.
— Проходи. — Она попыталась отстегнуть цепочку.
Это заняло больше времени, чем обычно. Пальцы не слушались, руки тряслись. В конце концов она это сделала и отошла от двери, приглашая его войти. Он, такой реальный, прошел в апартаменты. От сна не может так хорошо пахнуть, а от него пахло улицей, свежестью и виски.
— Бойтесь греков, дары приносящих, — заметила она.
Особенно высоких, стройных, источающих секс.
Ник поднял руки ладонями вверх, чтобы показать, что у него ничего нет.
— У меня нет даров. Я вообще сомневался, что ты меня впустишь.
— А я не была уверена, что ты не сон. Знаешь, который час? — Хлоя пыталась внести хоть каплю здравого смысла в невероятную ситуацию.
Мокрые волосы прилипли к щекам, она откинула их одним движением руки, оставив на лице ворох мельчайших капель.
— Я не мог ждать до завтра.
Она старалась сохранять спокойствие, но его взгляд заставлял дышать глубже, а сердце биться чаще. Хлоя затянула потуже пояс халата, внезапно обеспокоенная тем, что под ним ничего нет.
— Что-то с Татьяной, Женей?
— Нет, они в порядке.
Она с облегчением выдохнула и скрестила руки на груди.
— В таком случае что ты здесь делаешь, Ник?
— Почему ты мне не сказала… Сегодня ты…
Он последний, к кому бы она обратилась за поддержкой.
— Ты видел по телевизору?
— Я был там.
Ник все еще испытывал гордость за Хлою, но сейчас она затуманена осознанием того, что на всякий возглас восхищения найдется кто-то, готовый писать жестокие, обидные вещи. Он хотел уберечь ее от этого. Хлоя не спешила с выводами.
— Где?
— В театре.
Внезапно Ник все понял. Она не желает, чтобы ее оберегали и защищали от людей, хочет быть признанной, отважной, красивой героиней, которой, собственно, и является. Возможно, те, кто заботится о ней, до смерти переживают, но это цена, которую они должны платить.
