Конечно, в изложении мага Лютена это звучало иначе. Гордые, невинно обиженные маги выживали как могли, всячески помогали людям и по мере сил заботились о женах. Он минут десять расписывал, как хорошо женщинам живется в психушке, как вкусно там кормят, красиво одевают, ведут реабилитационную работу. И несколько раз подчеркнул, что восстановление это и результаты дает: именно из стен лаприкория выходят иногда жрицы Донаты. И еще удивляла его полная убежденность в реальности существования местных богов. Будто сам их видел!
Когда Настя вернулась в свою комнату, глубину ее отчаяния трудно было описать. Бежать? Куда она одна, без денег и друзей, в чужом мире денется? Здесь глухое Средневековье, homo homini lupus est (человек человеку волк). Свои же «родные» найдут, свяжут и отнесут, им уже хорошо золота отсыпали!
В памяти всплыло отцовское: «А ты сама попробуй, тогда и суди». И шанса избежать этой «пробы» у нее не было.
Так вот ты какая, высшая справедливость! В памяти всплыла цитата Борхеса: «Мы судим других по поступкам, а хотим, чтобы нас судили по возможностям». Что ж, придется совершать поступки. Скоро обед. Надо морально подготовиться к встрече с «женихом».
Однако морально подготовиться ей не дали. Окно ее спальни распахнулось, и кто-то кубарем влетел в ее комнату. Этот кто-то оказался молодым симпатичным и глазастым парнем лет семнадцати, ровесником, если судить по ее новому внешнему виду.
— Наиля, бежим со мной! Я спасу тебя! — схватил он за руку Анастасию Николаевну и потянул к окну.
— Ты кто? — недоуменно произнесла девушка.
— Так ты правда ничего не помнишь? И меня забыла? Я Олан, жених твой, настоящий, мы с детства любим друг друга! У моего отца лавка в городе рядом с вашей. И твой отец был согласен на наш брак, пока Таис на тебя глаз не положил.
Настя посмотрела на его по-детски еще округлое лицо с первыми усиками над верхней губой, заглянула в огромные серые глаза, опушенные длинными ресницами, с такой надеждой и лаской смотрящие на нее. И решилась.
— Бежим!
Добежали они только до окна. Под ним уже стояли вооруженные вилами хмурые слуги и грозный отец, потрясающий кулаком. Олана связали и посадили в погреб, пообещав после свадьбы выпустить.
— А ты, неблагодарная, быстро надевай свое лучшее платье и в обеденный зал спускайся. Слуги уже закуски расставляют. За столом и на мужа будущего посмотришь.
— Ах, неблагодарная? Ах, вспомнить в жизни нечего? А о том, что жених у меня любимый был, почему промолчали?
