Небрежным жестом Радек вытащил толстую пачку денег из кармана пиджака, спрятал ее обратно, вынул еще более толстую из другого, затем начал вытаскивать деньги из жилетного кармана. Мегрэ сразу увидел, что денег не меньше ста тысяч франков.
— Значит, больше вы мне ничего не скажете?
Это произнес Радек, и в голосе его звучала досада, которую ему не удалось скрыть.
— Да, больше мне нечего вам сказать.
— Тогда, комиссар, позвольте, я скажу кое-что вам.
Мегрэ молчал.
— Так вот, комиссар. Никогда вам не разобраться в этом деле.
Радек взял со стола свою черную фетровую шляпу и какой-то скованной походкой направился к двери. Он был явно не в духе. Комиссар посмотрел ему вслед и проворчал сквозь зубы:
— Рассказывай, мальчуган! Рассказывай!
— Сколько ты зарабатываешь в день на этих газетах?
Радек сидел на террасе монпарнасского кафе, слегка откинувшись на спинку стула, на тонких губах его играла жесткая улыбка. Он курил гаванскую сигару.
Полоумная старуха бродила между столиками, протягивала посетителям вечерние газеты и что-то жалобно и невнятно бормотала. Это было жалкое и смешное создание.
— Сколько зарабатываю?
Она не понимала. В ее слезящихся, мутных глазах еле заметно светился огонек угасающего разума.
— Присядь-ка вот сюда. Выпьешь со мной стаканчик? Официант! Ликеру для мадам.
Радек взглядом поискал Мегрэ: он знал, что тот сидит где-то рядом и наблюдает за ним.
— Так. Для начала я покупаю у тебя все газеты. Только ты должна их пересчитать.
Ошеломленная старуха не знала, оставаться ей или бежать. Чех показал ей стофранковый билет, и она начала поспешно считать газеты, сложенные стопкой.
— Пей!.. Значит, у тебя сорок газет? По пять су каждая, это десять франков. А хочешь заработать сразу сто?
Мегрэ видел и слышал все происходящее, но не подавал виду. Казалось, выходки Радека его нисколько не интересуют.
— Двести франков!.. Триста!.. Смотри, вот они… А хочешь получить пятьсот? Только их нужно заработать, бабуся. Лапы прочь! Я отдам их тебе, если ты… Если ты нам что-нибудь споешь.
— А… а что я должна спеть?
Старуха была потрясена. Капля липкого ликера текла по ее поросшему седыми волосками подбородку. За соседними столами люди подталкивали друг друга локтями и посмеивались.
— Пой что хочешь. Что-нибудь веселенькое. А если спляшешь, я прибавлю еще пятьсот…
Зрелище было отвратительное. Старуха не сводила с кредитки жадного взгляда. Хриплым, прерывающимся голосом она стала напевать какую-то немыслимую мелодию, а рука ее тянулась к деньгам.
