Цыпа застал его посреди пространного монолога, посвященного разнице в оттенках наречий «хуево» и «охуенно», старикан явно вскрылся сегодня, опрокинув свою законную соточку раньше обычного. Так как Цыпа все это слышал, и не один раз, то решил заняться делом: взял у ветаранши Матвеевны, торговавшей прессой на входе, «на почитать» свежий «Огонек» с обещанием не лишать продукцию товарного вида.
Штудировал с час, остался недоволен авторской подачей и окончательно понял, что может писать лучше, чем все эти зазнайки внутри Садового кольца. По крайней мере, он может донести мысль понятнее и доступнее. Окончательно преисполнившись веры в собственное светлое будущее, Цыпа вернул журнал, отказался от дармового полтишка и, насадив у себя же пачку «Мальборо», отправился пройтись.
Было уже далеко за восемь утра, но Цыпа решил еще покантоваться, чтобы прийти в редакцию попозже – занятый же корреспондент, себе цены не набьешь – останешься в прихожей. Прошелся вдоль моря, на пляжах было пусто, но это ненадолго, скоро повалят. Сделал зарубку, что можно раскрыть тему пляжной торговли без патентов, и повернул на Гоголя – хватит петлять, пора.
2.1
Разговор вышел не так чтобы длинный, Цыпе даже сесть не предложили. Хоть разворачивайся, обижайся и исполняй номер «Подайте шляпу и пальто»[14]. Над магазином игрушек была одна большая комната и балкончик. Кристины на месте не оказалось, за пишущей машинкой сидела хмурая тетя с папироской в зубах и в зеленой жилетке с множественными карманами. Она сказала, что его одноклассница на редакционном задании, и сквозь зубы поинтересовалась, чего тут Цыпа, собственно, забыл.
– Я, вообще-то, журналист. – Цыпа был настроен ломиться до конца, тем более что в голове все давно и гладко сложилось, не нарушать же такую приятную концепцию собственного стремительного творческого роста.
– И…?
– И мы договаривались с Кристиной, что я подойду… поговорить.
Тетка выпустила клуб дешевого дыма и оскалилась:
– Если вы тот, о ком говорили, то, вообще-то, вас вчера ждали…
Цыпа не сдержался:
– Я вчера не мог… Сидел в тюрьме, в Бутырской, на втором этаже, в восьмой камере.
Тетка явно не поняла юмора, и Цыпа про себя поставил ей промежуточный диагноз: «Не наша». Филиппыч бы понял.
– Где-где, простите?
– Не важно. Так шо делаем?
– Мы – газету делаем, а вы, – подчеркнула она, – идете на балкон к Алеше и задаете свои вопросы.
Она перекинула каретку машинки, давая понять, что разговор окончен. Цыпа вспомнил, кого она напоминает – Варвару Никитичну из «Осеннего марафона»
