— Он ждал меня к четверти восьмого, чтобы обсудить рабочие вопросы. Я работаю… работал на него — вернее, подрабатывал. Собирал сплетни для его колонки новостей. Я вышел из офиса около семи и сразу же поехал сюда. Как и обычно, Виктор Конрой встретил меня перед входом в дом и провел к боковой лестнице в кабинет Эймса. Поднявшись, я позвонил; Эймс подошел к двери и впустил меня. Эту дверь он обычно держал закрытой, — казалось, Ларсон становился все спокойнее, стремясь описать полиции каждую деталь. — Я знал об этом, поэтому, вернувшись с револьвером, я вошел к нему через дверь в коридоре, другого выхода не было. Я знал, что после нашего разговора он не впустит меня к себе по доброй воле.
Было примерно семь тридцать, он сидел в кресле, разрезал конверты и читал письма… или, по крайней мере, делал вид, что читает. Я заранее обдумал свои слова и сразу же начал говорить. Я сказал, что знаю о его встречах с Дороти и попросил как мужчина мужчину… оставить ее в покое. Я сказал, что Дороти очень впечатлительная и легко увлекается, а у него есть куча других женщин для забавы. Он губил наш брак.
Он сидел, разрезал свои вонючие письма и смеялся надо мной. По его словам, если Дороти нравится встречаться с ним, то он не может этому препятствовать.
Если бы у меня был с собой револьвер, то я бы убил его, я так ему и сказал. Он продолжал смеяться. Я поехал домой, взял свой револьвер и вернулся. Как я ехал туда и обратно — не помню.
Ральф Ларсон дернул щекой и яростно потер лоб.
— Дороти была дома, — сдавленным голосом продолжал он. — Она пыталась остановить меня. Она говорила, что Уэсли Эймс для нее пустое место и я не имею права ревновать ее к нему. Но я был вне себя и ничего не слушал. Я абсолютно ничего не помню до того момента, как сшиб с ног пуэрториканца и побежал вверх по лестнице. Но даже тогда я мог бы еще оставить его в живых: впрочем, не знаю, — Ларсон покачал головой. — Я оставил бы его в живых, если бы он извинился и пообещал не трогать Дороти. Но он был просто набит самомнением. Он глядел на меня и не говорил ни слова, даже когда я прицелился в него. Тогда я выстрелил. Что еще я мог сделать в этой ситуации? Когда пуля пробила ему грудь, он немного наклонился вперед, так и не сказав ни слова. Вот и все, — Ральф Ларсон вскинул голову и взглянул на Григгса. — Все ясно, не правда ли? Мне следовало бы всадить следующую пулю себе в лоб, но у меня не хватило смелости, — он закрыл лицо ладонями и глухо застонал.
