Глава IV
Красные резиновые перчатки
Бельфегор Пранжье вздохнул с облегчением, когда услышал три пронзительных вопля сирены буксира, которому было поручено сопровождать «Дорус Бонте» до выхода из порта. Он провел тревожную ночь, когда метался по каюте, выкуривая сигару за сигарой, словно турок. Каюта к утру была заполнена густым облаком синего дыма, в котором свет штормовой лампы терялся, подобно прожектору в тумане.
Теперь каюту заливал яркий свет июльского солнца, превращавшего свет фонаря в бледного светлячка.
Старик перечитал письмо. Потом, чиркнув спичкой, превратил его в пепел.
— Неужели я стану подчиняться этому старому безумцу! — проскрежетал он, злобно ухмыльнувшись. Потом он свирепо раздавил оставшийся от письма пепел. — Если бы я не был доктором Пранжье, я мог бы поверить в неизбежность справедливости, в проявление на земле божественного провидения. Но я прекрасно представляю, насколько все это глупо!
Несколько коротких рывков предупредили его, что судно отошло от причала. Матрос, принесший в каюту завтрак, сообщил, что судно не могло самостоятельно выйти в открытое море, так как машинисту не удалось развить в двигателе необходимое давление пара.
— Вот что бывает, когда начинаешь полагаться на эту чертову механику, — буркнул ученый. — Для меня существуют только паруса…
— Вы тоже плавали на парусниках, господин? — спросил заинтересовавшийся его словами матрос.
— На парусниках… Я? — подпрыгнул Пранжье, мгновенно взорвавшийся припадком гнева. — У вас хватает наглости расспрашивать меня, негодяй? Убирайтесь отсюда, и чтобы я вас больше никогда не видел!
— Настоящий динамит этот старикан, — проворчал матрос, выходя из каюты. — Я лучше стану ночным колпаком, но не буду прислуживать этому дракону.
Пранжье взглянул на свое отражение в зеркале. Желтое осунувшееся лицо, тусклые невыразительные глаза…
— Да уж, вот к чему мы вернулись.
Достав из кармана небольшую серебряную коробочку, он вытряхнул из нее себе на ладонь две синих пилюли и проглотил их.
Эффект от приема снадобья был настолько молниеносный, что он почувствовал сильнейшее головокружение и был вынужден сесть.
— Сердце… Ах, мое сердце…
Но чувство равновесия вернулось к нему очень быстро. Странная улыбка пробежала по его тонким губам, когда он снова всмотрелся в свое отражение в зеркале. То, что он увидел, едва не заставило его захлопать в ладоши.
