Другая Элиза разыгрывала собственные карты лучше, чем все ее братья и сестры. Ей было прекрасно известно, что, хотя внешне она имела сильное сходство с Наполеоном, именно ее он любил менее остальных и даже побаивался, если верить Меттерниху. Более того, ее недалекий и неотесанный супруг Баччиоки приводил окружающих в бешенство своим напыщенным самодовольством. И тем не менее она беспрестанно пыталась уговорить своего старого союзника (Люсьена) порвать с «этой Жубертон», что весьма радовало императора. «Оставаясь рядом с Наполеоном или же приняв от него трон — вот где бы ты оказался полезен, — писала Элиза своему любимому брату в Рим. — Подумай о сделанном тебе предложении. Мама и все мы были бы счастливы, если бы мы стали одной семьей и в политическом смысле. Дорогой Люсьен, сделай это ради нас, кто любит тебя». С другой стороны, она дала понять, что пожелала бы жить как можно дальше от Парижа, и, будучи мастерицей на всякие пакости, вела себя так, чтобы император едва мог дождаться ее отъезда (ее излюбленным занятием было отпускать вольные замечания в адрес Жозефины), и добилась своего. Значительную роль в этом сыграл Фуше, который доложил Наполеону, что тем самым будет положен конец двум весьма неприятным романам, о которых злорадно перешептывалась вся столица. Оба любовника были финансистами сомнительной репутации. В конце марта 1805 года, в такой же самой прокламации, в какой он принял корону Италии, Наполеон объявил сестру наследной княгиней Пьомбино, заявив с удивительной честностью, что дарует ей сие крошечное государство «не из братской нежности, но из политического благоразумия». Ее ничтожество-супруг, который, по заверениям Меттерниха, страдал «полным отсутствием интеллектуальных способностей», получил титул принца Феликса I, но правила страной именно Элиза. Расположенная как раз напротив Корсики область Пьомбино имела всего 20 тысяч жителей. Тем не менее в июле того же года Элиза получила «повышение» до княгини «Лукки и Пьомбино», то есть ей во владение была отдана древняя республика Лукка и часть прилегающей территории. Это возвышение превратило Элизу в предмет зависти всего бонапартовского клана.
«В тот день когда мы услышали о передаче Элизе княжества Лукка, мы с мужем нанесли визиты другим сестрам, — вспоминает Гортензия. — Мы начали с Каролины, которая с вымученной усмешкой заявила: «Прекрасно! Значит Элиза теперь суверенная принцесса. Теперь ей придется обзавестись собственной армией из четырех солдат и капрала! Нет, просто замечательно!». Несмотря на легкомысленный тон, было заметно, что Каролину душит злость. Принцесса Боргезе даже не попыталась скрыть своих чувств. «Мой брат благосклонно относится только к одной Элизе, мы же ему безразличны, — заявила она, что было весьма несправедливо. — Что касается меня, лично мне ничего не надо, ведь я инвалид, но по отношению к Каролине это просто несправедливо».
