Александр был особенно мил с ней и дружески расположен к Евгению и Гортензии. В один из дней, 14 мая, когда русский император прибыл навестить ее, герцогиня Наваррская внезапно почувствовала недомогание. Поначалу казалось, будто это обыкновенная простуда, но вскоре Жозефина и ее дети слегли в постель с высокой температурой. К 20 мая герцогиня совершенно расхворалась, жалуясь на сильные боли в горле. Доктора утверждали, что это всего лишь простуда, однако 27 мая Жозефина почувствовала себя столь отвратительно, что распорядилась передать Александру I, что не сможет принять его к обеду. Тем не менее он нанес ей визит, навестив заодно и больного Евгения и отобедав вдвоем с Гортензией. Совершив последние таинства перед наставником детей Гортензии, аббатом Бертраном, приглашенным к ее постели, Жозефина скончалась в полдень следующего дня. Судя по всему, ее болезнь была дифтерией. Полиция, во главе которой были поставлены новые люди, проявила редкое великодушие, сообщив Людовику XVIII о смерти «мадам де Богарне» в следующих выражениях:
«Эта женщина была неизменно благородна и обладала очарованием и притягательностью в речах и поступках. Будучи чрезвычайно несчастной во время правления ее мужа, она искала утешение от его грубости и безразличия в изучении ботаники. Ни для кого не секрет, как она стремилась спасти жертвы бонапартовской тирании, и все мы благодарны ей за то, что она бросилась к его ногам, умоляя сохранить жизнь герцогу Энгиенскому».
Жозефина наверняка была бы благодарна за оказанное ее детям уважение. Евгений был сердечно принят королем Людовиком XVIII и его братом графом д’Артуа (будущим Карлом X), утверждавшим, что хорошо помнит их отца, а также обоими сыновьями д’Артуа и герцогом Орлеанским. Все монархи-союзники проявили не меньшую благосклонность. Его баварский тесть и шурин оставались дружески к нему расположены и постоянно призывали членов Венского конгресса выделить Евгению в качестве компенсации какое-нибудь княжество. Италия полностью исключалась, однако Трир, герцогство Цвейбрюкенское, Корфу или Ионические острова рассматривались как возможные варианты.
Гортензия превратилась в настоящую знаменитость. Ей нанес визит даже сам герцог Веллингтон, причем держался «с особой почтительностью». Гортензия получала нечто большее, нежели просто комплименты. В конце мая король Людовик сделал ее герцогиней де Сен-Ле, подтвердив тем самым ее права на принадлежавший ей замок, а также увеличил ее ежегодное содержание по цивильному листу до 400 тысяч франков. Всем этим она была обязана дружбе с Александром I. Эти новости повергли ее живущего в изгнании супруга, который уже давно величал себя графом Сен-Ле, в неописуемую ярость и глубоко задели чувства отчима.
