А вскоре и самим заступникам стало туго. К осени 1918 года ураганные вихри, поднявшиеся из глубин русской революции, докатились и до цитадели германского империализма; зашатались и в несколько ноябрьских дней рухнули ее стены. 9 ноября 1918 года монархия в Германии была свергнута, кайзер бежал.
Выручить своего кузена Вильгельм не смог, зато кузен посмертно помог ему трагическим своим опытом. Царь кончил жизнь в Екатеринбурге в доме Ипатьева. Памятуя о его неудаче, свергнутый кайзер не стал медлить с бегством и уже на второй день очутился на границе.[16] Не прояви Вильгельм такого проворства, он, похоже, получил бы свой Екатеринбург. В голландском имении Доорн он пережил Николая на двадцать три года, наслаждаясь на фоне идиллических утрехтских пейзажей покоем, комфортом и тихим графоманством. Под конец же земных странствий сподобился увидеть одного из своих сыновей. Августа Вильгельма (по прозвищу «Ауви») на нацистской службе в форме штурмовика, затем успел поздравить своего бывшего ефрейтора Гитлера с начальными успехами тотального блицкрига.[17]
Царь и кайзер были родственниками. Иногда — собутыльниками. Иногда даже приятелями.
Вот они под хмельком, обнявшись, изображены на фотографии. [в данном документе изображения отсутствуют. — Прим. редактора fb2-документа]
Эта поза была и политическим их идеалом. Обходя, по возможности, тот факт, что их державы оказались в противоборствующих коалициях, царь и кайзер вдвоем, без свидетелей, не раз предавались грезам о новом Священном союзе типа меттерниховского. За бокалом вина умственному взору обоих рисовался личный автократический альянс, устойчивый против превратностей общественного развития, способный в любое время обуздать и даже раздавить общего врага — крамолу.
Но меттерниховская идея солидарности монархов была не очень-то действенной и в свое время, в начале XIX века. Тем менее она могла стать реальностью по прошествии почти столетия.
Непреодолимые течения истории растащили августейших сородичей в разные стороны, а потом их с двух противоположных направлений прибило к 1 августа 1914 года, когда они в последний раз обменялись телеграфными посланиями, все еще именуя друг друга «Ники» и «Вилли»…
В последний раз призвали друг друга «одуматься» и «успокоиться»…
Не пожелали успокоиться ни тот, ни другой. Не захотели одуматься ни их генералы, ни дипломаты. Последовал взрыв. Он мог произойти и в другое время, и по другому, не сараевскому поводу: силы, вызвавшие его, были глубинными и неотвратимо действующими, и источники их лежали далеко за пределами личной воли двух свояков.
