Когда в понедельник утром я добралась до стоянки, моя напарница лежала на капоте фургона в солнечных очках, раскинув руки и ноги.
– Доброе утро, – сказала я, постучав по ноге Роуз купленным специально для нее холодным кофе.
Она очень медленно и со стоном поднялась.
– Доброе.
– Что случилось?
Я отдала ей напиток.
Она сделала большой глоток и только потом ответила:
– Два часа упражнений у балетного станка.
– Два часа? Это значит… ты не спишь с четырех утра?
– Ага. – Она медленно повращала головой, коснувшись ухом плеча, и откинула голову назад, чтобы посмотреть на небо. – Хочется умереть.
– Зачем ты так издеваешься над собой?
Выпрямившись, она сняла солнечные очки и внимательно посмотрела на меня.
– Нравится, наверное.
Интересно, каково это – любить что-то настолько сильно, чтобы просыпаться ради этого на летних каникулах в четыре утра?
Мы сели в фургон и пристегнулись – я, как обычно, на водительском сиденье. Роуз бросила на меня мимолетный взгляд.
– Ой, забыла спросить на вечеринке. Слышала, ты разговаривала с Патриком про Тулум?
Я направила фургон к автомагистрали.
– Да, про каникулы с мамой.
– Эдриан тебя отпустит?
Пока мы ждали на съезде зеленого сигнала светофора, я барабанила пальцами по рулю. Утро выдалось жарким, и я не понимала, то ли вспотела из-за пекла, то ли из-за одного лишь упоминания про Тулум. Я уставилась на знак, который просил проезжать по одному. Сегодня он казался излишне агрессивным.
Когда включился зеленый, я с силой надавила на газ, отчего фургон дернулся вперед. Под шкаф с шумом закатилось несколько металлических мисок.
– Не уверена. Но до этого еще больше месяца, и у меня куча времени показать, на что способна. Ему придется меня отпустить.
Роуз не отреагировала.
Я вздохнула.
– Мы с ней редко видимся. Они не ладят, и я знаю, что папа использует любые оправдания, лишь бы негативно повлиять на наши отношения. Он не одобряет ее выбор в жизни.
Роуз выгнула бровь.
– Что? Сомневаюсь, что он пытается повлиять на ваши отношения. В смысле, он же тебя воспитывает, может, просто хочет защитить?
– Понимаю, но… это сложно.
Прошло несколько напряженных секунд. Роуз никогда не могла притворяться равнодушной – от нее так и веяло благими намерениями.
